Санкт-Петербургские ведомости: Правила жизни Университета

Наш собеседник рассказал, почему в условиях демографической ямы Университет все равно повысил проходной балл; почему подумывает над проведением дополнительных вступительных испытаний, но в принципиально иной форме; почему и гуманитариям важно знание математики; и как СПбГУ пытается создать реальную конкуренцию вокруг преподавательских должностей.

Николай Михайлович, позади пятилетка в «особом статусе». Что удалось достичь из намеченного, чего не удалось?

Вначале скажу о том, чего пока не удалось сделать. Мы поставили себе цель — стать лучшим университетом в России. Именно над этим и продолжаем работать. А что удалось... Странно прозвучит в разговоре о вузе XXI века, но первым достижением стала инвентаризация. Знаете, какое самое крупное предприятие в Петербурге?

Неужели СПбГУ?

Так и есть. В крупнейших организациях города — три, пять, семь тысяч работников. У нас — свыше 13 тысяч сотрудников и 30 тысяч студентов.

При этом, когда в 2009 году я стал ректором, никто в СПбГУ не знал, сколько у Университета земельных участков. О зданиях всегда гордо говорилось «шестьсот», но инвентаризация показала, что их 348. Нет, зданий не стало меньше, просто мы узнали реальное количество. Инвентаризации книг в Университете не было с 1924 года — оказалось, что их 7,5 млн, из которых около 700 тысяч мы просто нашли неучтенными либо вернули в свою собственность. Среди них оказались прижизненные издания Гете, библиотека Первого социологического общества и Общества естествоиспытателей.

На то, чтобы навести порядок в хозяйственной и финансовой деятельности, понадобилось несколько лет. За два-три года мы вернули в бюджет Университета имущества на сумму свыше 2 млрд рублей! Земельные участки, здания общежитий, которые сдавались как гостиницы... Все вернули по закону.

В 2009-м мы даже не знали, сколько в СПбГУ работают сотрудников и сколько обучаются студентов — не было централизованного учета. Притом что в Университете помимо основных образовательных программ есть дополнительные, а это около 30 % человек от общего количества студентов. К слову, только дополнительная программа в области менеджмента в прошлом году принесла 200 млн рублей.

Так что главный этап — составление правил жизни Университета и дальнейшее движение вперед — начался только в 2010 году.

Одно из принципиальных изменений в СПбГУ — в системе оплаты труда.

Это так. Раньше все те, кто занимал схожие должности (преподаватели, доценты, профессора), получали примерно одинаково. Хотя понятно, что кто-то работает лучше, кто-то хуже. Премия выплачивалась раз в год и равнялась в лучшем случае сотой части годового оклада. Был ли стимул у сотрудников Университета работать лучше, чтобы больше зарабатывать? Нет. Имело смысл добывать себе дополнительные ставки.

Сегодня больше 50 % зарплаты каждого сотрудника СПбГУ — надбавки и премии. За изданные учебники, разработанные методические материалы, чтение лекций на иностранных языках, публикационную активность и т. д.

Впрочем, и сейчас система оплаты, безусловно, не идеальная. Есть недовольные — в основном это люди, которые, на мой взгляд, не понимают ситуацию: невозможно быстро перейти от полного отсутствия системы к эффективной работе. Как найти единые критерии, чтобы оценить работу преподавателей в таких разных сферах, как, например, математика, вокал, химия или дизайн? Этому надо учиться. И важно, чтобы решение принималось не «сверху». Работу сотрудников должны оценивать те, кто понимает ее специфику, кто находится ближе к самим работникам. Это дает больше шансов на справедливое решение. И лица, принимающие решения о выплатах надбавок и премий, должны быть подконтрольны, как «сверху», так и «снизу».

Кто решает, какую премию кому дать?

Ну кто лучше декана или директора университетского института знает коллектив? Думаю, никто. Им и карты в руки. Сумма, которая расходуется по представлению деканов и директоров институтов, — более полутора миллиардов рублей в год. Это огромные деньги.

И не сказываются личные симпатии-антипатии?

Субъективности в оценке нельзя избежать. Но мы придумали, как нивелировать человеческий фактор. В Университете не раз обсуждалось: можно ли приказ о премировании делать публичным? Некоторые считают это разглашением персональных данных. Но мы нашли выход: во внутренней электронной системе, а также на сайте СПбГУ любой сотрудник может увидеть информацию о средней зарплате в том или ином коллективе, получить сведения о десяти самых высоких и самых низких зарплатах. Средняя зарплата в Университете за последние пять лет выросла с 18 до 63 тысяч. Да, кто-то зарабатывает 30 тысяч, но кто-то и 500 тысяч: ученых, которые получают больше ректора (то есть свыше 142 тыс. рублей), в прошлом году было, насколько мне известно, почти две сотни.

Каждый сотрудник Университета знает, что надбавка за публикационную активность — от 5 до 120 тысяч рублей в месяц. Каждый понимает, сколько получит денег, если выиграет внешний грант: если, допустим, грант на 500 тысяч рублей, то помимо этих денег человек получит к зарплате еще и премию от вуза. Именно благодаря такой системе в этом году впервые за восемь лет у нас значительно возросло количество выигранных внешних грантов.

Еще раз: система оплаты труда несовершенна. Уже пять-шесть раз мы вносили изменения, обсуждали с учеными и преподавателями различные предложения. Я всегда говорю: мы готовы изменить систему доплат — но скажите, как добиться большей эффективности и насколько нам придется уменьшить другие надбавки? Деньги — это всегда ограниченный ресурс.

Вуз ужесточает требования к сотрудникам: публикации, проекты и прочее. Но пострадать может и ученый, у которого публикаций мало, зато они выдающиеся.

Четкие требования мы предъявляем к работе всех сотрудников и, безусловно, формируем конкурентную среду. В науке и образовании иначе никак.

Пока в вузах ситуация такая: пять лет сотрудник работает, по истечении срока собирается коллектив и, как правило, единогласно голосует за то, чтобы коллега остался в должности. «Надо поддержать Сидорова!» Вы говорите: «Позвольте, но Сидоров плохо работает!» «Нет, — говорят коллеги, — поддержать!» И вы обязаны — именно обязаны — заключить с ним договор.

В подавляющем большинстве вузов сегодня нет реального конкурса на замещение должностей. У человека со стороны стать профессором в чужом университете — ноль шансов, кафедра всегда голосует за «своего».

Мы стали ломать эти правила. Начали устанавливать минимальные требования к тем, кто хочет участвовать в конкурсе на должность доцента, профессора и т. д. Переводя на ваш профессиональный язык, мы заявили, что участвовать в конкурсе на место обозревателя может только человек, у которого за год было 15 крупных публикаций в газете и ни одной меньше.

Это решение по вполне понятным причинам вызвало неприятие. Некоторые даже обращались в суд: «Незаконное ограничение моего права на участие в конкурсе!». Но суд решил, что Университет имеет право устанавливать такой критерий и предлагать свои правила игры.

Все на самом деле просто. У нас около 300 кафедр: могу ли я знать, какой сотрудник действительно трудится, а кто работает спустя рукава? Нет. Конкурсы на должности должны объявляться профессионалами, сотрудниками, которые компетентны в этом вопросе и работают с персоналом. Это должны быть люди, которые видят научно-педагогический коллектив. И мы должны учиться отбирать лучших, устанавливать требования к избранным на должность. Именно это мы сейчас делаем.

Вы как-то сказали, что не допустите дискуссий только вокруг основополагающего документа — Программы развития СПбГУ. А все остальное в коллективе обсуждается.

Это действительно так. Приведу пример. Критерии, по которым начисляются деньги за публикационную активность (на это выделяется 100 млн рублей в год!), определить очень нелегко. У математиков много научных журналов — у искусствоведов гораздо меньше, им труднее публиковаться. Как сравнить публикации в журналах с разными импакт-факторами (показатель важности. — Ред.)? В юриспруденции цитируемость монографий одна, в физике или химии — другая. Только после открытого обсуждения этого вопроса с сотрудниками, которое длилось многие месяцы, появился приказ о надбавках.

Именно через публичные обсуждения мы вводили собственные научные степени — Ph. D. SPSU (степень доктора СПбГУ. — Ред.), аналогов которым еще нет в российских вузах. Состоялось уже 11 защит — и до сих пор регламент корректируется.

Только после открытого обсуждения мы ввели правила получения финансирования стажировок, участия в крупных научных событиях за рубежом, на организацию конференций. Только на внутренние гранты у нас выделяется около 600 млн рублей в год. Заявки рассматривает не администрация, а экспертная комиссия, в состав которой входят ученые, и около половины из них — не «наши». Эта комиссия привлекает специалистов из европейской базы данных экспертов. Подавая заявки на российские гранты, вы в случае отказа не получите заключение экспертов; наши члены комиссии дают заключение. Это делает систему наших конкурсных процедур открытой. Кстати, Российский научный фонд тоже стал так работать.

Да, люди «со стороны» распределяют наши гранты. И я не против такой системы. Потому что вижу, что актуальность наших конференций, научных проектов, исследований значительно выросла. Более того, одно из главных решений, принятых в СПбГУ, — реформа системы управления: мы разделили академические и административные функции. Если сотрудник пришел на руководящую

должность, он не имеет права заниматься наукой. Ведь иначе управленец будет использовать свое служебное положение. Например, в Научном парке СПбГУ работу суперсовременного оборудования, стоимость которого превышает 5,5 млрд рублей, обеспечивают около 250 инженеров — высокооплачиваемых, высококвалифицированных сотрудников. И они не имеют права вести свои собственные научные проекты. Кому-то это может показаться несправедливым, ведь большинство из этих специалистов — ученые. Но мы должны исключить риск использования служебного положения. Именно поэтому даже директора ресурсных центров, входящих в состав научного парка, не могут совмещать административную и научную работу. Их задача — максимально эффективно организовать работу ученых на тех уникальных приборах, аналогов которым нет не только в России, но и в мире. Разделяя функции администраторов и ученых, мы добились того, что оборудование научного парка работает не 7–8 часов в сутки, а по 16 часов каждый день.

Постдок — привычная должность в западных вузах — условно говоря, кандидат наук на временной ставке. СПбГУ — первый вуз в России, который стал приглашать постдоков. Они результативны?

Сегодня в нашем Университете работают около 150 постдоков. Все они пришли в СПбГУ из других организаций. Почти 10 % приехали к нам из-за рубежа. Это «новая кровь». Результативны ли они? Еще как: у каждого «результативность» установлена в трудовом договоре. Во всем мире постдоки — мощная сила в помощь опытным ученым в проведении передовых исследований. В России все только начинается. Уверен, скоро этот уникальный опыт нашего Университета будут перенимать другие крупные вузы.

И у СПбГУ, и у МГУ особый статус. Чем он разнится для университетов?

Статус формально одинаковый. СПбГУ и МГУ получили отдельную строку в бюджете РФ. Но с тех пор бюджет МГУ вырос на проценты, а наш — в разы, с 3 до 13 млрд рублей. Да, МГУ изначально был и остается намного богаче, но динамика финансирования нашего Университета гораздо выше.

Теперь мы не боремся за долю в бюджете Минобрнауки, конкурируя с другими вузами. Мы доказываем эффективность своей работы и отстаиваем бюджет наравне с Минобрнауки, Минобороны, Министерством культуры и т. д. Сегодня СПбГУ — единственная организация за пределами Москвы с отдельной строкой в бюджете страны!

Есть и еще один «статусный» пункт: МГУ и СПбГУ дано право проводить дополнительные вступительные экзамены. Но мы это право не используем. Потому что общество не верит в честность и открытость таких испытаний.

Мы проводим исследования: как учатся те, кого мы набрали. Взаимосвязь уровня ЕГЭ и качества учебы, безусловно, существует — правда, я говорю только об СПбГУ, по другим вузам не готов давать оценку. Не секрет, что наш бакалавриат по юриспруденции заканчивают не более 50 % поступивших, магистратуру — примерно 60–70 %. Кто-то скажет: «Это показатель того, что вы набираете плохих абитуриентов». Нет, мы берем очень хороших, но у нас к студентам предъявляются высокие жесткие требования. Бессмысленно идти к нам с «левым» аттестатом.

СПбГУ отставал по так называемому уровню качества поступивших студентов, а в этом году уровень «наших» выше, чем в МГУ. В наш Университет в 2014 году поступили ребята с самым высоким средним балом ЕГЭ. По России он составил 64 балла, в МГУ — 86,7, а в СПбГУ — 87,3. Кроме того, сегодня мы единственный вуз в России, в котором существует конкурс на места для обучения иностранных студентов: два человека на место.

И все же мы рассматриваем и возможность того, чтобы вернуть дополнительные испытания.

Все-таки не обойтись без дополнительного фильтра?

Просто мы понимаем, что есть определенный люфт в оценке абитуриентов: человек может в силу индивидуальных особенностей получить не самые высокие баллы ЕГЭ, но при этом быть очень способным. Таких не хотелось бы упускать. Но выявить способности можно только на собеседовании, во время проведения психологического исследования.

Кроме того, наши наблюдения показывают: чем выше уровень ЕГЭ по математике у абитуриента, тем больше будет у него достижений во время учебы в Университете. В каждой группе образовательных программ должен быть свой минимальный уровень знаний по этому предмету. Поэтому мы предлагаем предусмотреть новую форму дополнительного испытания — учитывающую и уровень знаний по математике, и психологические особенности личности. Практика показывает, что это правильный путь. Вот, например, недавно у меня на приеме был один студент-юрист, он жаловался: не сдал экзамен, потому что преподаватель разговаривал по телефону, это мешало готовиться к ответу. Мы готовы отменить результаты этого экзамена, но как парень сможет работать юристом-практиком, если он не обладает стрессоустойчивостью?

И все же при введении дополнительных испытаний важно, чтобы общество верило: мы это делаем не для «своих». Мы хотим, чтобы в Университет приходили лучшие. Еще несколько лет назад абитуриенты из регионов боялись поступать в СПбГУ, предполагая, что все равно это невозможно. Боялись в том числе дополнительных вступительных испытаний. И в ситуации, когда уровень доверия к вузам был невысок, СПбГУ отказался от права проводить собственные вступительные испытания на все направления подготовки, кроме тех, где необходима оценка творческих способностей абитуриентов — графика, журналистика, вокальное искусство...

За несколько лет открытой информационной политики, в том числе в рамках приемной кампании (уже не первый год дополнительные вступительные испытания в СПбГУ проводятся только под видеозапись), нам удалось в корне изменить эту ситуацию. Если в 2009 году доля иногородних абитуриентов среди первокурсников составляла 43,8 %, то уже по итогам приемной кампании 2014 года она превысила 65 %. То есть почти две трети поступивших в прошлом году в СПбГУ — сильные абитуриенты не из Санкт-Петербурга, а из других регионов страны.

Разве вуз в условиях демографического спада может позволить себе привередничать? Вузы стараются заполнить все бюджетные места.

В этом году мы повысили значение минимального балла ЕГЭ. На большинстве образовательных программ он составил 63–64 балла. Но конкурс увеличился.

В наступающем 2015 году мы еще больше подняли проходной балл: по некоторым программам он стал выше 70. Если к нам на образовательную программу по юриспруденции поступали с баллом 86, какой смысл устанавливать 64? Обманывать людей, чтобы они подавали документы, а мы потом будем хвалиться, что у нас большой конкурс?

Признаюсь, перемены даются трудно. Но я ориентируюсь на то, что наш опыт перенимают. МГУ долго был против введения собственных степеней — сейчас внесен законопроект, который и МГУ дает это право. Мы создали уникальный научный парк, доступ к которому абсолютно открыт: просто нужно заполнить заявку на портале СПбГУ. Сейчас и МГУ идет по этому пути.

Кроме того, реализуемые инициативы уже приносят свои плоды. В этом году количество научных публикаций, индексируемых Web of Science, в СПбГУ увеличилось примерно на 35%. По общему числу работ в реферируемых изданиях мы, конечно, отстаем, но по динамике — значительно опережаем конкурентов. Прежде в сверхавторитетных журналах Science и Nature не каждый год появлялась публикация того или иного исследователя СПбГУ. В этом году только в Nature вышло сразу четыре статьи наших ученых, и еще семь — в журналах Nature Photonics, Nature Genetics, Nature Communications.

В какой сфере?

Биомедицина и нанотехнологии. Биомедицина как область научного знания для нас, как и для страны в целом, одна из приоритетных. Кстати, в СПбГУ скоро начнет работать представитель министра здравоохранения, поскольку мы хотим проводить исследования, ориентируясь на интересы Минздрава. Это советник министра академик Лукьянов, один из ведущих специалистов в области биомедицины в России.

У нас реализуется проект по трансляционной биомедицине, поддержанный в рамках конкурса Российского научного фонда, — и в ближайшем будущем в СПбГУ будет создан биобанк.

Кроме того, в Научном парке СПбГУ появятся новые ресурсные центры, в том числе современный виварий. Грантовая поддержка этого проекта — до конца 2018 года, размер финансирования за весь период составит 750 млн рублей.

Отмечу, что у нас все научные лаборатории возглавляют ученые с мировым именем. Лабораторией биоинформатики, например, руководит Стефан Джеймс О, Брайен, он один из последних учеников выдающегося генетика Добржанского, который работал в нашем Университете, а в 1920-х уехал в Америку. По инициативе О, Брайена лаборатория названа именем его учителя, а теперь в ней работают более 20 молодых и успешных сотрудников из России.

СПбГУ позиционирует себя и как «экспертный университет». Общество сообразило, что Университет не только учит, но к ученым можно обращаться и за экспертизой?

Традиционно в госзадании вузов была прописана только образовательная деятельность. Точка. Мы предложили включить в госзадание университетов экспертную деятельность.

Формирует «заказ» на данные услуги сам потребитель: частные лица, представители бизнеса, администрация города, Росимущество, МВД, Министерство юстиции, МИД. Центр экспертиз СПбГУ успешно работает уже на протяжении нескольких лет. В уходящем году наш центр провел свыше полутора тысячи экспертиз. То есть в день наши специалисты в среднем готовят до шести экспертных заключений!

Но я не могу сказать, что после введения этой инициативы к нам сразу хлынули заказы. Например, Центр социологических и интернет-исследований СПбГУ — единственный в России, я направил письма губернаторам разных городов и главам регионов: можем проводить соцопросы. Но, как это часто бывает, заказывать исследования предпочитают в тех организациях, которые гарантируют «удобный» результат. А у нас дается независимая оценка. К примеру, наши юристы и филологи не так давно проанализировали соблюдение норм русского языка в правовых актах одной из областей России. Оказалось, устав области сформулирован так, что все решения региональных властей незаконны! Результаты проведенного исследования мы опубликовали на портале Университета. Потому что во всех сферах нашей работы мы придерживаемся еще одной концепции — «Открытый университет». То, что у нас происходит в управлении, в коллективе, в научных исследованиях, должно быть открыто для общества.

Вопрос лирический: при таком режиме работы — где силы находите?

Безусловно, в работе очень помогает мое образование: юриспруденция учит тому, как жить в условиях постоянного стресса. Поддержку оказывает и настоящая команда профессионалов, которая сегодня работает в Университете. Ну и, конечно, то, что я единственный из 44 ректоров СПбГУ, который родился в день рождения Университета: это, на мой взгляд, судьба.