Санкт-Петербургские ведомости: Это их музейное дело
К значительной части музейных коллекций у народа доступа нет. Народ от этого не страдает, поскольку понятия не имеет, насколько обделен. К такому выводу пришли на Международном культурном форуме: дискуссия проходила на секции «Образование», то есть речь шла о музеях при университетах.
Считать вузовские музеи бедными родственниками обычных музеев можно только по незнанию. Один из богатейших музеев мира — Эшмолианский при Оксфордском университете — с 1683 года собирает результаты естественно-научных и археологических исследований, а еще там Рембрандт, Рубенс, Ренуар, Пикассо и скрипка Страдивари. Или другой оксфордский музей (всего их четыре) Питт-Риверс: в XIX веке генерал-лейтенант и исследователь Питт-Риверс и даровал-то свою коллекцию оружия университету на том условии, что появится кафедра антропологии. Эти музеи общедоступны, входят во все туристические гиды; музей Эшмола — и вовсе старейший из общедоступных в Великобритании.
В музее Фицуильяма при Кембриджском университете — тоже и Тициан, и Рубенс, и Ван Дейк, и Сезанн с Пикассо; и вход мало того что свободный — бесплатный. В музее Зиммерли Ратгеровского университета (США) — самая большая коллекция советских нонконформистов. Утрехтский университетский музей соорудил естественно-научные лаборатории для детей. Тринити-колледж в Дублине устраивает выставки сайенс-арт — сводит ученых и художников.
В городе Томске — семь музеев, а в Томском университете — десять. «Но город университетских музеев почти не видит», — констатирует Михаил Гнедовский, ведущий аналитик московского Центра музейного развития.
Правда, есть отдел, который регулирует потоки посетителей в музеи Томского университета, но это скорее ручейки. Хотя чего только нет в тех коллекциях, вплоть до скелета мамонта.
У Гнедовского как аналитика музейного дела ряд вопросов. Как расцениваются вузовские коллекции? Как некие «непрофильные активы» при университетах или как их органичная часть? Есть ли у этих музеев стратегия развития? Ориентируются ли они на город — или только на своих студентов? Университетские российские музеи между собой общаются? («Обычные» музеи — общаются: есть Союз музеев России, есть Международный совет музеев.)
Музей изобразительных искусств имени Пушкина в Москве до 1920-х был в составе МГУ, напоминает Андрей Смуров, директор Музея землеведения МГУ (землеведение — это не о почве, а о планете). Сам Музей землеведения образовался в 1959 году, занимает несколько этажей главного здания МГУ на Воробьевых горах и считает себя преемником Музея натуральной истории, который пророс из «минералогического кабинета» братьев Демидовых, основанного в 1759 году.
Андрей Смуров косвенно отвечает на вопросы Михаила Гнедовского: работа вузовских музеев слабо координирована; музейная деятельность для вузов — непрофильная, стало быть, деньги не гарантированы. При таком раскладе музеи порой испытывают восторг, характерный для рассеянного человека, нащупавшего в кармане забытую купюру. К примеру, недавно в архивах Музея землеведения нашли более 3,5 тысячи фото из коллекции выдающегося географа и антрополога Дмитрия Анучина — снимки, сделанные в XIX веке в Арктике, Антарктике, на Ближнем Востоке, в Африке, Азии.
В Казанском университете, который после присоединения еще нескольких вузов стал Казанским федеральным университетом, теперь 17 музеев. В них содержится 25 % от музейного фонда всей Республики Татарстан, говорит Светлана Фролова, директор Музея истории Казанского университета. Этот музей открыт шесть дней в неделю, в последние годы туда активно потянулись китайские туристы, сотрудники разбавляют традиционные экскурсии квестами (приключениями-головоломками), но «коммерциализация» сокровищ музея — слабая, материально-техническая база — стара, площадей не хватает, сетует Фролова.
На этом фоне музеи университетов Финляндии поживают недурно. «Но не без проблем», — признается директор Музея истории Хельсинкского университета Стен Бьеркман. Некоторые университеты Финляндии с 2010 года были приватизированы, и уже от хозяев зависит режим доступа к коллекциям. Ну и экономический кризис сказался на бюджетах вузов, а значит, и их музеев.
«От нас ждут, что мы будем и учеными, и популяризаторами науки, и музейщиками», — говорит Леа Леппик, директор Музея истории Тартуского университета. Подразумевается, что от музея ожидают и заработков. Поэтому в музее помимо экспозиций (алхимическая лаборатория XVII века, инструменты физика Георга Фридириха Паррота и т. д.) проводятся, к примеру, детские дни рождения. «Рыночная экономика говорит: хотите существовать — должны продавать», — кажется, без восторга комментирует Леа Леппик.
В московском Политехе — Политехнический музей (как написано на сайте, «один из крупнейших научно-технических музеев мира»): там работает лекторий, Университет детей, проходят сайенс-слэмы (краткие динамичные выступления молодых ученых), фестивали и прочее; мало того — музей открыл свои фонды для посещений.
Петербургский Политех весной 2016-го организовал свой музейный комплекс — правда, на сайте пока только «миссия» и контактные телефоны. Музей истории ЛЭТИ рассказывает не только об истории вуза, но и о становлении электротехнической науки вообще в России (напомним, это был первый электротехнический вуз в Европе), открыт Мемориальный музей изобретателя радио А. С. Попова.
Заседание конференции проходило в СПбГУ — в Университете девять музеев: Музей истории СПбГУ, Музей-архив имени Д. И. Менделеева, Зоологический музей, Музей-коллекция живых культур микроорганизмов, Минералогический музей, Палеонтологический музей, Палеонтолого-стратиграфический музей, Музей В. В. Набокова, Музей современного искусства имени Дягилева. Вы в них бывали? Нет, они не закрыты — на сайтах указаны рабочие дни-часы. Но с тех пор как в вузах по соображениям безопасности введена охранная система, формулировку «вход свободный» не надо понимать буквально. Надо, как правило, звонить, договариваться, записываться, брать с собой паспорт.
Это не проблема: позвоним, запишемся — не рассыплемся. Проблема в том, что вузовских музеев нет в нашей «оперативной памяти», где есть Эрмитаж и Русский музей. И главное: по словам ректора СПбГУ Николая Кропачева, вузовские коллекции при всей их ценности не имеют настоящего «музейного» статуса. Значит, деньги на них не поступают и изыскивает средства сам вуз. Или не изыскивает: если вуз небогат, то музей его — на правах приживальщика. Ни толковой охраны, ни реставрации.
Напомним, сейчас юристы СПбГУ готовят обоснование того, чтобы «музейный» статус получила коллекция картин из особняка Штиглица, находящегося в управлении Университета. Возможно, это станет первой ласточкой.