Поиск: Имеем право и обязаны. Миссия Санкт‑Петербургского университета глазами ректора‑юриста
В нынешнем году Санкт‑Петербургский государственный университет торжественно отмечает 300‑летие. 16‑й год на ректорском мостике флагмана российской высшей школы — доктор юридических наук, член‑корреспондент РАН Николай Михайлович Кропачев (на снимке). Профессия накладывает отпечаток на стиль управления. Ректор Кропачев — законник, человек строгих правил, который в то же время ратует за открытость и прозрачность всех сторон жизни вуза. Тем интереснее было поговорить с ним о буднях и перспективах старейшего российского университета.
Мы вспоминаем историю Санкт‑Петербургского университета с момента росчерка пера Петра Великого. Какое, по‑вашему, самое хорошее время было для университета за эти три века?
Лично для меня хорошее время — это время испытаний. На протяжении прошедших лет трудностей хватало с избытком, но через преодоление приходили успехи. Думаю, университет был успешен настолько, насколько соответствовал запросам государства. Если он забывал об этом, то не выполнял предназначение, ради которого был создан Петром.
Нам действительно важно быть опорой для России, решать самые актуальные задачи государства. Это — главная цель Санкт‑Петербургского государственного университета.
А что для вас является критерием успешности университета здесь и сейчас?
Именно востребованность нашей работы государством и обществом. Сегодня университет сотрудничает более чем с 30 регионами России. Одним помогаем развивать медицину, другим — транспортную логистику, третьим — туризм...
За последние пять лет наши молодые ученые трижды получали премии Президента РФ. Причем в разных областях. В этом году награду заслужила доцент Ольга Якубович — за инновационный метод обнаружения руд драгоценных металлов — золота и платины. Представляете, как это важно для страны!
В прошлом году университет в лице своих сотрудников выиграл более 5% всех грантов Российского научного фонда — лучший показатель среди российских вузов и научных организаций.
Мы занимаемся продвижением российского образования и науки не только в России, но и за ее пределами — это, безусловно, государственная задача. Несмотря на проблемы настоящего времени, интерес к Санкт‑Петербургскому университету не просто не уменьшается — растет. В 2023 году, по сравнению с 2022‑м, количество иностранных преподавателей выросло на 30% — это люди, которые хотят работать в СПбГУ, обучать наших студентов и проводить свои исследования здесь, ведь университет дает им большие возможности.
Другой показатель: уже шесть лет подряд Санкт‑Петербургский университет становится самым популярным вузом России среди иностранных граждан.
На 1000 бюджетных мест в университете претендует 21 000 абитуриентов, то есть конкурс составляет 21 человек на место — это молодые люди из 120 стран. А в этом году документы поданы абитуриентами из 140 стран. Есть даже конкурс на платную форму обучения — три человека на место.
В этом году прием документов еще не закончился, а желающих поступить на платное отделение — из 95 стран. По‑моему, тоже российский рекорд!
Наш университет всегда формировал научно‑образовательную и культурную повестку страны. Универсантами были Ломоносов, Менделеев, Попов, девять нобелевских лауреатов, два лауреата премии Филдса. Нельзя не вспомнить и знаменитых деятелей культуры — Тургенев, Блок, Дягилев, Рерих, Врубель, у нас, пусть недолго, преподавал Гоголь. Всех не перечесть!
Но не наукой единой... В Ленинграде, на месте вестибюля станции метро «Площадь Восстания», была Знаменская церковь, которую советские власти пытались снести, но ее заступником и, как утверждают историки, почетным старостой был академик Иван Петрович Павлов, наш выпускник, знаменитый физиолог, первый российский нобелиат. После его смерти храм был разрушен. Это я к тому, что влияние универсантов на мир вокруг них было разнообразным и разнонаправленным, прямым и опосредованным.
Было и остается?
Знаю, что наши выпускники, живущие в разных уголках страны, убеждают детей и внуков поступать только в alma mater. И младшее поколение прислушивается! Что уж говорить о жителях города на Неве — по данным опросов, каждый пятый так или иначе связывает себя с Санкт‑Петербургским университетом.
У вас достаточно много конкурентов. Как сохранить лидерское влияние на университетскую среду и шире — на окружающую жизнь?
Работать с опережением и всегда на высшем уровне — другого рецепта нет. Мы неоднократно выступали с инициативами, которые впоследствии находили поддержку на государственном уровне, а впервые были опробованы в СПбГУ.
Вот сейчас по нашей инициативе на уровне двух профильных министерств обсуждается статус вузовских музеев. Санкт‑Петербургский университет — это не только образовательное учреждение.
Сегодня в его составе 9 музеев, Ботанический сад и гербарий, открытые не только для универсантов, — любой желающий может попасть в них на экскурсию, по билету или записи. Замечу, что часть музейных экспонатов Эрмитажа — наши, переданные на временное хранение. Мы сделали юридически выверенный ход: инициировали внесение музейной деятельность в Устав университета, что позволяет добиваться выделения бюджетных средств на ее финансирование.
С 2021 года университет — член Союза музеев России, президент которого — наш выпускник, декан восточного факультета академик Михаил Борисович Пиотровский.
В последние годы растет влияние университета в медицинской науке и практике. В Институте трансляционной биомедицины СПбГУ, который возглавляет один из самых цитируемых ученых мира, Рауль Гайнетдинов, апробируются последние достижения генетики и молекулярной биологии для лечения заболеваний мозга.
В нашей прекрасно оснащенной клинике высоких медицинских технологий им. Н. И. Пирогова 340 койко‑мест, а операций проводится больше, чем в федеральных медицинских центрах, в которых больше 1000 койко‑мест, и география пациентов охватывает всю страну. Высокая заработная плата сотрудников позволяет приглашать на работу лучших специалистов со всей России.
Как видите, к нам обращаются за помощью, у нас хотят учиться, проводить исследования, с нами сотрудничают работодатели, ведущие российские компании, значит, мы востребованы!
Пользуется спросом и другая ваша клиника — юридическая. Но почему клиника, а не консультация?
Термин взят из медицины. Без клинической ординатуры медик не обретет надлежащий практический опыт. Будущие юристы, психологи, социологи не исключение. С другой стороны, университетские клиники дают возможность гражданам получать не просто консультации, а реальную помощь. Да, это делают студенты, но под руководством опытных преподавателей. В свое время старшие товарищи в ректорате мне, заместителю декана юридического факультета, сказали: «Ты хочешь, чтобы студенты бесплатно консультировали граждан? А кто будет отвечать за неправильную консультацию?»
Добился своего лишь после того, как юрфак получил правомочия юридического лица, в том числе право относительно самостоятельно формировать учебный план. И мы ввели в него сначала по выбору студентов, а потом как императив прохождение клинической практики.
Ученый совет факультета, состоявший в основном из моих учителей, юристов старой закалки, поначалу возражал: это, мол, отвлечет от преподавания. А студенту нужны новые знания, отвечающие постоянным изменениям в законодательстве. Да и преподаватель должен быть в курсе этих изменений.
И как удалось встроить юридическую клинику в учебный процесс?
Студент по телефону принимает запрос, обсуждает ответ с преподавателем, для которого это — часть оплачиваемой нагрузки, получает от него оценку и рекомендации. Далее клиент приглашается в здание клиники, что напротив юрфака, где оборудованы кабинеты для участников консультации с видеосвязью, чтобы преподаватель при необходимости мог вмешаться. В дальнейшем эти видео разбираются на учебных занятиях.
В мою бытность студентом и преподавателем практике предшествовало решение «бумажных» задач из учебников. На практику нередко направляли в суд или прокуратуру и поручали повестки разносить, дела сшивать. Выражение «дело шьют» оттуда и пошло. Или приходилось быть кивалой — сидеть рядом с судьей, изображая народного заседателя...
Уже как декан я предложил вместо задач на спецкурсах по уголовному, трудовому, гражданскому праву ввести деловые игры. Превращаем аудиторию в зал судебного заседания...
Тот, что по телевизору показывают? Судья с молотком...
Главное не в картинке — в методике. Студенты группы меняются местами, каждый примерит роль судьи, прокурора, адвоката, народного заседателя... При этом преподавателю помогают действующий адвокат, действующий прокурор, действующий судья — мы нашли возможность их привлечь.
С таким багажом уже легче работать в клинике. Каждый год наши студенты оказывает реальную помощь тысячам граждан. Обобщенные материалы консультаций размещаются на сайте университета. Опыту организации клинического образования к нам приезжают учиться со всей страны.
А разве будущие специалисты в области архивного дела, рекламы, экономики, психологии, социологии не должны так же погружаться в практику?
Сейчас в университете более 20 клиник, которые ориентированы на оказание бесплатной помощи людям, — это важнейшая социальная миссия университета.
Также вы взяли на себя функции по мониторингу правоприменения. Но различные ведомства сами представляют в Минюст информацию о том, как работают принятые ими нормативные акты.
Мониторинг в моем понимании должен быть независимым. Кроме того, он многогранен — это контроль за соблюдением норм права в разных сферах деятельности. И университет, обладая столь богатым экспертным сообществом и опытом, эти параметры может обеспечить!
Министерство юстиции подтверждает, что более половины от общего объема информации представляемого ему мониторинга поступает от нас.
Мы эти материалы обобщаем, размещаем на сайте университета, используем в учебном процессе и научной деятельности, издаем в виде сборников. Полистайте — в них можно увидеть направления и темы этих исследований.
Например, в области трудового права: отказ в выдаче патента и аннулирование патента на работу иностранным гражданам; регулирование труда дистанционных работников; применение норм международного трудового права в судебной практике; ковидные выплаты медицинским работникам. Все актуально!
Основное достижение университета сегодняшнего в том, что он объединился. И мониторинг правоприменения в этом помог. Если юристы отслеживают соблюдение законодательства об охране здоровья, то, конечно, должны подключать к этой работе медиков.
Если речь идет о воздействии на экологию, не обойтись без помощи экологов, экономистов, биологов, медиков и т. д.
Поэтому сейчас готовимся к мониторингу так: декан юрфака сообщает на ректорском совещании другим деканам о тематике предстоящей работы, а они подключают к ней коллег из своих подразделений. Может ли это сделать конкретное министерство? Нет, из‑за отсутствия необходимого спектра специалистов. А мы, будучи старейшим классическим университетом России и обладая таким большим экспертным потенциалом, можем! Потому и берем на себя повышенные обязательства.
В Уставе университета по нашей инициативе записано, что мы вправе заниматься экспертной деятельностью, — никто нас к этому не принуждал, более того, просим увеличить экспертную нагрузку на СПбГУ, потому что это приносит пользу обществу.
Недавно обсуждали вопрос защиты Байкала. Это не экология в чистом виде. Любые действия в этом вопросе следует просчитывать с точки зрения экономики, права и психологии людей, чьи интересы они затрагивают, а еще и политических последствий.
Если глобально, управление водными ресурсами сопряжено с проблемами международного сотрудничества. А мы готовим и специалистов‑международников. И так какую область ни возьми: инженерные науки, космос, генетику... Когда решается тот или иной вопрос вне присущего университету междисциплинарного подхода, хорошего не жди.
Вы многое на себя берете, но вам и многое дано. Считается, что поддержка университетской науки у нас в приоритете. И тут МГУ и СПбГУ на особом счету. Согласны?
Лишь отчасти. Государство активно поддерживает университетскую науку, но это один из приоритетов. И точно так же не согласен с бытующим мнением, что качество университетской науки выше, чем академической.
Говорю не понаслышке: мы тесно и плодотворно сотрудничаем с коллегами из Российской академии наук. Более четверти публикаций ученых университета совместно с ними подготовлены. Ежегодно в институтах РАН проходит экспертиза всех научных тематик и отчетов СПбГУ. И уже многие годы мы делаем это по собственной инициативе.
Приоритет за теми, кто эффективно выполняет свою работу. Научные фонды не раздают гранты в зависимости от того, что написано на вывеске учреждения, — только на конкурсной основе. И, замечу, регионы заключают договоры с нами не потому, что университету 300 лет и наше название звучит гордо. Просто мы можем сделать то, что далеко не всем по силам, реализуя свой научно‑образовательный потенциал, да еще в нестандартном формате.
Так, вместе с Александринским театром мы начали уникальную программу подготовки театральных менеджеров. Используем для этого возможности Высшей школы менеджмента СПбГУ. Аналогично будем готовить руководителей библиотек и музеев. Все это — государственные задачи, и государство заинтересовано в том, чтобы мы их решали на высшем уровне.
У вас мощнейший Научный парк, состоящий из 26 подразделений — учебных и научных лабораторий, ресурсных центров. Академическим институтам такие и не снились. Это необходимая платформа для прорывных исследований, которой мало кто обладает.
Действительно, в 2010 году государство выделило деньги на развитие МГУ и СПбГУ. Это были первые программы развития вузов страны. И нам как первопроходцам пришлось многое переосмыслить и переустроить.
В то время в Уставе университета говорилось, что направления научных исследований определяет Ученый совет как высший коллегиальный орган власти СПбГУ, который может принять к рассмотрению любой вопрос.
Замечу, что только с 1991‑го по 2008 годы наш Ученый совет принял 95 решений о несоблюдении норм федерального законодательства, например, закона о высшем образовании, Бюджетного кодекса РФ, постановлений Правительства РФ и т. д. Логика была простая: «Мы — старейший и ведущий университет России, поэтому нам никто не указ».
Однажды даже приняли решение, что и приказы министра науки и высшего образования на территории СПбГУ не имеют силы. Хорошо помню те времена, я стал членом Ученого совета в 32 года, как раз в 1991‑м. Мой голос против подобных решений, как и голоса еще нескольких коллег‑юристов, на общий расклад не влияли.
Только в 2010 году Санкт‑Петербургский университет в этих вопросах четко и однозначно определился: мы — государственный вуз и мы выполняем программу развития университета, которую нам утвердило государство. Нам дают на это финансирование, устанавливают критерии выполнения задания, и мы будем им соответствовать. С этой целью просим внести соответствующие изменения в наш Устав.
Сейчас ежегодные защиты программ развития ведущих университетов стали нормой. А мы, повторюсь, были первыми. С 2010 года нашу работу проверяет еще и Счетная палата и каждый год изучает, как мы расходуем средства, что называется, под микроскопом. Поэтому во главу угла мы поставили эффективность использования бюджетных средств.
Вехой в новейшей истории первого российского университета стал 2010 год, когда государство выделило деньги на развитие МГУ и СПбГУ. Это были первые программы развития вузов страны. Многое тогда, как признает ректор СПбГУ доктор юридических наук, член‑корреспондент РАН Николай Кропачев, пришлось переустроить и переосмыслить, в том числе с учетом возникших правовых коллизий.
Николай Михайлович, если говорить об эффективности использования бюджета на развитие, без цифр не обойтись...
Начнем с того, что 90% выделенных средств мы потратили на высокотехнологичное научно‑исследовательское оборудование, на программы доступа к нему и на электронные научные ресурсы, которые вскоре стали у СПбГУ лучшими в стране.
Стоимость оборудования ресурсных центров превышает 270 миллионов долларов, общая площадь научного парка — 30 тысяч кв. м. Этот уникальный центр коллективного пользования обслуживают 250 высококвалифицированных специалистов. Наша умная техника «пашет» по 14 часов в сутки, что тоже говорит о ее востребованности.
Программный продукт, созданный самим университетом, обеспечивает быстрый доступ к оборудованию, без посредников. Кроме того, бесплатный доступ к нему получили все государственные учреждения страны. Каждый может подать заявку на проведение своих научных исследований с использованием инфраструктуры Научного парка СПбГУ.
Уточните, Санкт‑Петербургский университет предоставляет сторонним организациям бесплатный доступ к своему оборудованию?!
Как юрист я придерживаюсь четких правовых позиций. Оборудование, купленное за счет бюджетных или внебюджетных средств государственным учреждением, является публичной собственностью. Правила доступа к публичной собственности регулируются либо государством, либо на локальном уровне.
Мы создали правила, согласно которым доступ госучреждений к федеральной публичной собственности, находящейся на территории университета, осуществляется бесплатно, на основании заявки. А доступ частных организаций — на платной основе, чтобы компенсировать наши затраты на содержание и обслуживание высокотехнологичного оборудования.
В ряде случаев прописываем, что партнер должен поделиться финансовым успехом, который возникает в результате работы на нашем оборудовании, или отразить вклад университета в этот успех в своих публикациях.
В политике открытости гораздо больше плюсов, чем минусов. Открытость Научного парка СПбГУ позволяет привлекать к сотрудничеству ведущие исследовательские группы страны и мира. У нас действуют совместные научно‑исследовательские центры и лаборатории с зарубежными партнерами, в том числе созданные в рамках программы мегагрантов Правительства РФ. С 2010 года в нашем университете было создано 17 таких лабораторий под руководством ведущих ученых из разных стран.
Если отзеркалить ситуацию, доступ к государственной собственности, находящейся на территории других российских учреждений, вам предоставлялся?
На первом этапе нет. Как юрист я считал, что это неправильно, но не тратил время на споры и доказательства очевидного. Просто говорил об этом где возможно: дважды на Совете по науке и образованию при Президенте России.
И ныне в Стратегии научно‑технологического развития Российской Федерации для госучреждений предусмотрен бесплатный взаимный доступ к такому оборудованию. Я этому рад, хотя понимаю, что на практике могут возникнуть сложности, есть же оборонные предприятия, НИИ, создающие технологии и продукцию двойного назначения, и т. д. Жить в закрытом режиме гораздо легче, но менее эффективно, а наш критерий — эффективность.
Поскольку доступ к оборудованию Научного парка СПбГУ предоставляется на конкурсной основе, не обижаются ли на вас универсанты, когда предпочтение отдаете специалистам со стороны?
Не вижу причин для обиды. Наука — это конкурентная среда. Надо вести отбор лучших.
И этих лучших, поработавших на вашем прекрасном оборудовании, вы стремитесь заполучить в штат университета?
Безусловно, тому есть много примеров. В 2009 году на заседании Ученого совета я сообщил, что у наших сотрудников ноль публикаций в журналах группы Science и Nature. На что известный академик‑востоковед возразил в том смысле, что рейтинги нам не указ, мы и без них лучшие в мире.
«В востоковедении?» — переспросил я. «Нет, по всем дисциплинам!» А в последние годы у нас не менее 30 публикаций в журналах NPG (Nature Publishing Group). Подавляющее большинство авторов — люди, которые пришли в университет после 2009 года, увидели и оценили наш научный парк и наши возможности, принципы и организацию работы.
Более десяти лет назад талантливый химик, будущий академик Валентин Ананников оформился к нам на полставки. На заседании Ученого совета университета он сам рассказывал, как это случилось.
В тот момент, чтобы подать заявку на грант в российские фонды, нужно было вагон и маленькую тележку бумаг заполнить. А Санкт‑Петербургский университет проводит свои — открытые! — конкурсы в электронном виде. Он заявку на две‑три страницы подал, приехал к нам из Москвы, убедился в наличии нужного оборудования и понятных правил доступа к нему. Победители еще не объявлены, а кабинеты для них уже готовы. Сейчас Валентин Павлович руководит лабораторией в академическом Институте органической химии и продолжает у нас работать совместителем.
Поэтому да, завлекаем талантливых, создаем им условия. Пожалуйста, приезжай, располагайся, служебную квартиру дадим. А когда выполнишь работу, наверняка захочешь остаться.
Университет выделяет молодым ученым, в том числе аспирантам, служебное жилье на конкурсной основе. Представим, один — талант, а у другого трое детей. Кому отдаете предпочтение?
Конкурс на выполнение госзадания не благотворительный проект. Наш потомственный универсант‑минералог Сергей Кривовичев — ныне академик, глава Кольского научного центра РАН — отец семерых детей. В 2008 году он получил премию Президента России и тут же как молодой ученый вместе с премией получил служебное жилье от СПбГУ. Если ты просто многодетный родитель, можешь рассчитывать на материальную помощь от университета.
В состав Ученого совета университета входят студенты. В ваши студенческие годы могли себе такое представить?
Нет, конечно.
Что мог студент Николай Кропачев тогда и что может студент сейчас. Обратиться к ректору напрямую может?
Студент, а затем аспирант Николай Кропачев был председателем лекторской группы общества «Знание». В кабинете заместителя декана, а потом декана факультета, в моем присутствии, а вскоре и с моим участием общались наши мэтры: академик Юрий Кириллович Толстой, декан факультета Алексей Иванович Королев, его предшественник, главный редактор журнала «Правоведение» Николай Сергеевич Алексеев, мой научный руководитель Вадим Сергеевич Прохоров.
Когда они поняли, что мы читаем одни и те же книги и могут говорить со мной на одном языке юриспруденции, советовались по темам факультетской и даже университетской жизни.
Вы сделали это общение нормой?
Еще в начале 1990‑х годов на юрфаке появились два студента — члены Ученого совета. Их голоса многое значили, например, на выборах декана факультета. Но это было эпизодом. А норма выкристаллизовалась в 2000‑е годы.
Даже если студент не всегда понимает суть научной дискуссии, обсуждать вопросы текущей университетской жизни, включая методики и содержание преподавания, и даже кадровые вопросы абсолютно необходимо с участием облеченных полномочиями студентов. Они знают чаяния своих сверстников и доносят их до управленцев и ученых мужей.
Так, с 2018 года у нас действует программа поддержки студенческих стартап‑проектов и стимулирования наукоемкого предпринимательства, в частности, в сфере IT. Многие сильные специалисты в этой теме со студенческой скамьи. Занимаются практическим применением искусственного интеллекта, но не только: изучают влияние ИИ на современное общество.
Сотрудник кафедры сравнительной социологии Наталья Трегубова сформулировала концепцию «искусственной социальности», призванную предсказывать долговременные последствия интеграции человека и машины. Вот вам еще один пример университетской междисциплинарности на разных уровнях.
А как студент до ректора может достучаться со своими идеями и просьбами: на заседании Ученого совета или поймать в коридоре?
Гораздо проще. В 2011 году мы создали первую в России виртуальную приемную. Любой студент университета может одним кликом в нее обратиться. Там не предусмотрено специального «окошка» к ректору, потому что, будь такой адресат, все обращались бы только к нему. А я хочу, чтобы обратившийся задумался, кто этим вопросом ведает. И чтобы сотрудники университета понимали, что у них есть зона личной ответственности.
Открою небольшой секрет: я читаю все вопросы, чьей бы компетенции они ни касались. Все! Каждый день получаю справки, кто и что должен сделать. При надобности вношу коррективы: сегодня же позвонить, встретиться немедленно.
Прошли годы, и теперь в день бывает до 30 вопросов¸ научился быстро с ними разбираться. Кроме того, читаю материалы приема граждан проректорами и деканами, начальниками управлений, стараемся их публиковать и получать обратную связь.
Мне это позволяет постоянно находиться в курсе событий университетской жизни. Это не значит, что ректор над схваткой. Когда чувствую, что чего‑то недопонимаю, не стесняясь, иду к коллегам за помощью.
Стал достоянием гласности эпизод, когда вы заступились за студентку, которую дезинформировал декан филологического факультета о наличии бесплатных бюджетных мест. Девушке пришлось обучаться на платной основе, но тот декан обучение ей оплачивал.
Он публично пообещал и обещание выполнил. После разговора в моем кабинете понял, что это будет по справедливости.
Санкт‑Петербургский университет был пионером и в присуждении собственных ученых степеней. Сколько «весит» такая степень по сравнению с работами, защищенными в обычном порядке и утвержденными ВАК, и чем обеспечен этот вес?
Мы задумались над изменением правил защиты диссертаций, когда стало ясно, что их уровень в стране падает, как и доверие общества к ученым степеням. Отдельные выдающиеся работы продолжали появляться в разных отраслях науки, но общее качество защит в России снижалось. Мириться с этим не хотелось. В 2013 году в университете был издан приказ «О принципах формирования и деятельности советов по защите диссертаций на соискание ученых степеней СПбГУ». Нашли в уставе университета положения, которые давали нам это право (и, к слову, такое право есть в уставах всех вузов РФ).
Тем самым была возрождена традиция присуждения собственных ученых степеней, существовавшая в первом университете России и прерванная с приходом советской власти. За последующие два года 13 исследователей получили степень кандидата наук СПбГУ по разным дисциплинам. А измерить, как вы предлагаете, весомость этих диссертаций можно, исходя из научной карьеры защитившихся: семеро из них продолжают работать в СПбГУ, причем четверо — профессорами.
Логичным продолжением этой линии стала инициатива разрешить нашему университету присуждать ученые степени доктора и кандидата наук уже по самостоятельно установленным правилам.
В 2016 году главный выпускник Санкт‑Петербургского университета Президент России Владимир Владимирович Путин подписал поправку к Закону «О науке и научно‑технической политике», в соответствии с которой не только СПбГУ, но и МГУ, и еще несколько организаций получили такое же право.
Следующий шаг был сделан в 2017 году. Мы предоставили возможность членам диссертационных советов участвовать в защитах в удаленном интерактивном режиме, по видеоконференцсвязи. Членами наших советов были ученые из более 40 стран, что способствовало расширению международных контактов СПбГУ. Это стало очередным этапом развития и нашего университета, и системы государственной научной аттестации в целом.
Скептики, которых в университетском сообществе немало, полагали, что наши научные степени не будут престижными, что процедура защиты (особенно представление диссертации на русском и английском) усложнена, что целесообразнее формировать диссертационные советы по научным специальностям на постоянной основе, чем для каждой конкретной защиты.
Сейчас, по прошествии времени, могу утверждать, что принятые решения были оптимальными. Планка требований к работам повысилась, дипломы кандидата и доктора наук, полученные в СПбГУ, быстро завоевали признание в академической среде и у работодателей.
Недавно в издательстве университета вышла книга, посвященная нашему диссертационному опыту «Ученые степени СПбГУ: история, современность, перспективы». В ней собрана полезная информация: кейсы и показатели конкретных защит (в 2017‑2022 годах их было около 600 по разным наукам), интервью с защитившимися, отличия и преимущества наших правил, например, в части сроков защиты, по сравнению с диссоветами ВАК при Минобрнауки РФ. Рекомендую читателям «Поиска»!
Получается, вы снова сыграли на опережение. Установили собственные правила, не дожидаясь принятия федеральных. А если бы наверху вас не поддержали?
Мы всегда оговариваем: как только будут приняты федеральные правила, университет приведет свои в соответствие с ними. Так было с биобанком, который мы создали восемь назад, когда федеральных правил доступа к биоресурсам со стороны наших ученых и внешних пользователей не было. Мы не побоялись эти правила разработать и утвердить.
Так было в 1996 году, в мою бытность деканом юридического факультета СПбГУ: в нашем университете заработала первая в России компьютеризированная библиотека. На тот момент не было законодательства о персональных данных. Сколько лет ждать его появления, неизвестно. Мы разработали и утвердили свои правила, которые действовали до принятия федеральных.
С 1996 года мы стали обобщать российскую судебную практику. Сразу возникли вопросы: можно ли указывать фамилии участников процесса, место правонарушения, не станет ли рассказ о преступлениях, связанных с насилием, пропагандой подобных действий?
Мы приняли внутренние правила на этот счет и начали издавать бюллетень судебной практики, более того, размещать эти материалы на сайте университета, что повысило качество подготовки наших студентов‑юристов. А когда в 2007 году появился закон о публикации судебных решений, внесли коррективы в свои правила.
Принцип простой: университет — частичка Российской Федерации и действует в соответствии с федеральным законодательством, но если в сфере нашей деятельности узаконенных правил нет, надо брать ответственность на себя.