Деловой Петербург: Психолингвист Татьяна Черниговская о чипах в башке и интеллектуальном фастфуде

Мы живем во времена больших информационных перегрузов. Ленты новостей, социальные сети — очевидно, что даже за последние 5 лет объем информации, которую мы воспринимаем, заметно увеличился. Как реагирует на это наш мозг? Адаптируемся ли мы или все это где-то копится?

Прежде всего нужно подчеркнуть: мощнее мозга ничего на свете нет. В этом устройстве, которое есть в голове у каждого из нас, сто с лишним миллиардов нейронов, и у каждого из этих нейронов может быть до пятидесяти тысяч связей с другими нейронами. Если мы перемножим эти две цифры, то получим примерно квадриллион связей.

Поэтому разговор не идет о том, что в мозгу не хватит места, его там хватит на все что хочешь.

Не нужно переживать о том, не переполним ли мы мозг себе или ребенку. Вопрос в том, как с этой информацией справляться, что нам с ней делать?

Это серьезный вопрос, и ответ на него всегда индивидуален. Я часто привожу студентам такой пример: один человек может нести сетку с тремя килограммами яблок, а другой — поднимать двухсоткилограммовую штангу. Это разные люди! И с интеллектуальными нагрузками дело обстоит точно так же. У каждого из нас свой объем нагрузок, который мы можем выдержать. И каждый вырабатывает какой-то свой способ жизни в этом мире, который перегружен информацией.

А перегрузка действительно серьезная. Количество статей в той области знаний, в которой я работаю, исчисляется миллионами. Их невозможно не то что серьезно обдумать, не то что прочесть — их даже перелистать невозможно! На нас валит гигантская лавина данных, и профессиональных, и других, и это — проблема для человечества: решить, что нам с ней делать.

Как искать ответ на этот вопрос?

Разместить всю эту информацию несложно, и программисты могут рассказать нам про облачные сервисы и bigdata. Но это все — про кладовку, а нас должно интересовать не то, куда это сложить, а что нам с этим делать.

Первая проблема, которая возникает, — как вынуть сведения из этой кладовки. Вторая проблема: нужна точка отсчета. Нужно понимать, можно этим сведениям доверять или нет. Если я хочу найти серьезную информацию, которой я доверяю, то «Википедия» будет последним местом, куда я обращусь. Она очень полезна, к примеру, когда вам нужно вспомнить название фильма, которое вылетело из головы. Для простых вещей это годится. Но если мне нужно узнать, в каких домах жили шумеры, то я не полезу в «Википедию», а буду искать человека, который занимается этими вещами, и задам ему вопрос: где это искать.

Сейчас в этой информационной атаке мы тратим силы на то, чтобы понять, как найти правильные, надежные сведения и при этом не тронуться умом от их переизбытка. А это значит, что нам нужно начинать учить людей справляться с такими объемами информации.

Как организовывать свое мышление? Как организовывать свою память? Как бороться с ненужными ассоциациями, но не блокировать те, которые нужны?

Ведь все открытия делаются на ассоциативном поле. Машины не делают открытий. Открытия делают люди, которые знают много разных вещей в разных местах, и открытие в области физики вы можете сделать, слушая сонату.

Мир стал таким, и нам надо научиться в нем жить. Информационная атака растет и продолжит расти. Раньше, к примеру, если кто-то делал научное открытие или публиковал исследование в Южной Америке, то мы в Вологодской губернии об этом и знать не знали. А сейчас мы узнаем об этом в одну секунду.

Информационный перегруз чреват тем, что уставшие люди будут выбирать самые простые решения — как в своих личных вопросах, так и в общественно-политических. Можно ли с этим как-то бороться? Есть ли какие-то методы, кроме индивидуальных, кроме работы над собой?

Лень наступает, и это проблема всего человечества. Все хотят побыстрее. Схватил, сделал — бросил, схватил, сделал — бросил. К сожалению для всей цивилизации, прошло время долгого думания, углубления в разные слои той информации, с которой вы работаете. Цивилизация идет к тому, чтобы делать все попроще и побыстрее. Вместо того чтобы долго что-то готовить, пошел в фастфуд и что-нибудь проглотил. Но давайте тогда решим: кем мы хотим быть? Теми, кто просто пережевывает пищу или даже сразу ее глотает? Тогда мы не люди. Или нам интересно качество, глубина, тонкость, изящество, сложность?

Получается, что это вопрос воспитания.

Это вопрос того, на что мы настроены. Современная школа идет к тому, чтобы детям давать дайджесты из «Преступления и наказания» и «Войны и мира». Люди, которые разрабатывают такие программы, должны спокойно сесть и подумать, что они имеют в виду. В чем цель? Рассказать сюжет? Сообщить, кто кого убил, хлопнул он процентщицу или не хлопнул? Если цель в этом, то дайджест подойдет. Но ведь роман написан не для этого.

Недавно вышла книга Николаса Карра, в которой он пишет: «Если раньше я был искусный ныряльщик (он имеет в виду — в когнитивном, познавательном смысле), нырял глубоко в океан, медленно, долго, внимательно рассматривал, что там происходит, нырял еще глубже, всплывал, долго плавал, осознавая всю эту красоту и сложность, то теперь с помощью Интернета я — искусный серфингист. Я вообще никогда и никуда не ныряю — я с огромной скоростью несусь по поверхности».

Информация добывается так легко, что ее не нужно помнить. Она всегда при вас: «о’кей, гугл» — и он вам все расскажет. Но все это — только верхний слой. Стоило ли развиваться столько тысяч лет, стоило ли рождаться и творить Шопенгауэру, Канту, Кьеркьегору, если мы в итоге поедаем интеллектуальный фастфуд? Стоило творить великим поварам, если мы в итоге едим в «Макдоналдсе»?

Это выбор каждого. Ты хочешь превратиться в простое механическое существо? Ну и напрасно. Потому что тогда ты начинаешь конкурировать с компьютером, который тебя давно обогнал.

Мощность суперкомпьютеров увеличивается вдвое каждые три месяца, они производят триллионы вычислительных операций в секунду. Мы не можем даже начинать эту игру. На этой дороге наш путь закончен.

Понятно, что компьютеры нужны, потому что есть вещи, которые без них невозможно сделать, скажем, обработка сложных систем, например генома. А вот все те вещи, которые компьютеры делать не умеют, — креативное мышление, необычные ходы, открытия в тех местах, где их не ждешь, прорывы — все это ждет нас не на компьютерной дороге. Оно ждет нас именно там, куда мы, носясь по поверхности, перестали заходить. На поверхности нет открытий — за ними надо нырять.

Слишком долго использовался технократический подход, не предполагающий вопроса зачем, и теперь этот вопрос снова стоит задать?

Нужно задать вопрос, для чего вообще мы все это делаем. Чтобы больше есть? Чтобы в квартире стоял не один, а три телевизора или восемь? Зачем продолжать все это наращивать?

Я не могу понять людей, которые специально куда-то едут, чтобы купить себе двадцатую сумку. Зачем тебе столько?

Когда я училась в школе, нам рассказывали про западное общество потребления. Мы, естественно, считали, что нам морочат голову. Но, оказывается, это правда. Что такое мода? Ты выбрасываешь всю одежду этого сезона, чтобы купить одежду нового сезона? Зачем? Мне не нравится наше порабощение вещами.

Процесс взаимопроникновения компьютера и человека уже начался. Вы говорили, что вопрос о том, что мы с этими возможностями сделаем — создадим ли разные расы, отделив людей обеспеченных, с большим объемом возможностей, от остальных, — это вопрос этический. Оптимист ли вы в этом отношении? Будет ли принято этически верное решение?

Нет, я глубочайший пессимист. Все, что я вижу, не дает мне оснований считать, что человечество хотя бы подумает о таких вещах. Посмотрите, что происходит в мире, — он вот-вот рванет. Человечеству нужно сделать паузу, кофе-брейк. Давайте остановимся, сядем и подумаем, куда мы пришли. Подумаем, нормальна ли ситуация, при которой мы ждем конца света не то завтра, не то послезавтра.

Я не вижу, чтобы люди начинали смотреть на все эти вещи не как на технические инструменты, а как на серьезную моральную проблему. В науке ведь ничего нельзя запретить. Всегда найдется какой-нибудь миллиардер, который купит остров в Индийском океане, пригласит туда крупных ученых и создаст им прекрасные условия для работы. Там будет лучшая в мире аппаратура, все препараты — все что нужно. И они вам клонируют кого хотите — из тех соображений, что это интересно.

Очень маленький процент людей в такой ситуации сядет и подумает: а должен ли я это делать? Нужно ли это делать? Ведь достаточно, чтобы появился один такой с чипом в башке, который удвоит его когнитивные возможности, память, скорость мышления, как сразу же появятся и другие. Это неизбежно. Но сможем ли мы съесть это блюдо?

Нужны моральные авторитеты, в том числе и из числа ученых, которые начнут об этом говорить?

Да, думаю, что сейчас наступил момент, когда люди, для которых еще существуют такие понятия, как этика и мораль, должны собраться с силами. Речь ведь идет о настоящих угрозах. Биологическое оружие, к примеру. Прилетит к вам комар, способный отравить вашу иммунную систему, и будут рождаться дети с дефектами. И что вы будете делать с комарами? В сетке будете ходить?

Наука — мощнейшая вещь, даже мощнее, чем думают простые люди. И она, конечно, опасна.

Если не будет правильного воспитания, в подлинном смысле этого слова, — то у нас есть все шансы доиграться.

Знаете ли вы таких авторитетов?

Приведу пример. В Москве есть Никитский клуб, который создал еще Сергей Капица. Закрытый клуб, в котором собираются мыслящие люди, ученые, предприниматели, философы — и разговаривают друг с другом, примерно на такие темы, которые мы с вами сейчас обсуждаем. Потом стенограммы этих разговоров публикуются очень маленьким тиражом и рассылаются в том числе и представителям власти. Никакой прагматической цели нет, но собраться и поговорить в такой компании очень интересно и полезно. Есть интеллектуальный клуб «418», тоже очень интересный. Такие площадки и разговоры важны.

На месте людей, обладающих властью, я бы эти книжечки читала. Очень жаль, если они этого не делают.

А люди, которые предлагают рассказывать о Достоевском в формате дайджеста, — ими-то что движет?

Нам надо подумать вот о чем. Скоро роботы будут делать вообще все — это факт. А что будут делать освободившиеся от тяжелого труда люди? Сядут на иглу? Будут курить марихуану? Убивать друг друга для развлечения? Чаще всего я слышу в ответ, что люди «будут творить». Не смешите меня, пожалуйста. Этого не будет. Как занимались этим небольшие группы людей, так и будут заниматься — если такие люди вообще останутся. Ведь для того, чтобы стать таким человеком, нужно долго и трудно учиться.

Нам нужна другая концепция учения. Нужно внушить детям, что для них представляет интерес решение именно трудной задачи. Что цель должна быть не в том, чтобы решить легкую задачу и помчаться болтать по телефону, а в том, чтобы решить задачу, которую не решат другие. Нужно перевернуть установку. Дети должны стремиться быть способными сделать то, чего не могут сделать другие, а не стремиться как можно быстрее отделаться от учебы.

Неизбежен ли распад системы образования на элитарное и обычное?

Абсолютно неизбежен. Отнюдь не все могут выдерживать такое образование. Да и всем оно, может быть, и не нужно. Возможно, не каждому нужно читать Гомера. Но это очень сложный вопрос — социологический, этический, даже антропологический: кто возьмет на себя смелость решать, читать этому ребенку Гомера или нет?

По маленькому ребенку не видно, на что он будет способен. Он должен иметь шанс. Он может уйти с этой дороги, но уже после того, как попробует. Не должно быть ситуации, при которой ему заранее скажут, что все это не для него.

Я не знаю, как решить эту проблему. Но ясно, что с этим надо что-то делать. Образование становится очень дорогим. И не важно, кто платит — государство, родители или спонсоры. Оно объективно становится дорогим, и чем дальше, тем дороже. Подготовить физика или врача — это дикие деньги. И образование становится все более долгим. Мы не можем ребенка 15 лет держать в школе, потом еще десять в университете, а там уже, глядишь, и пенсия.

Нужно, чтобы дети были всегда заняты, но заняты тем, что им интересно. Чтобы это было не гирей на шее, а счастьем. Как это происходит в мире в закрытых школах с пансионами, где ни у кого нет никакого свободного времени. Закончилась алгебра — начался джазовый ансамбль, закончился ансамбль — надо идти на плавание, и тренер там у дорожки уже стоит и ждет. После плавания — танцы, после танцев — шахматы. Мне этих детей отчасти даже жалко — у них вся жизнь расписана. Зато никакой дури. Мало того, что они получают разностороннюю подготовку и потом сами смогут выбрать, какие из полученных знаний и навыков использовать, — они к тому же избежали искушений улицы.

Примерно так устроена и жизнь ученых. Я работаю почти всегда, хотя у меня нет начальника, который бы мне говорил: «Что-то ты сегодня на два часа меньше работала». Я люблю готовить, люблю светскую жизнь, но когда появляется возможность — я сажусь и работаю, потому что мне это интересно. Но у всех ли должна быть такая жизнь? Вовсе нет. Я бы не взяла на себя смелость предложить это всем.