Врач-ортопед Владимир Заварухин: «В нашу клинику может обратиться абсолютно любой пациент, практически из любой точки земного шара»

В интервью для сайта СПбГУ заведующий детским ортопедическим отделением клиники, врач травматолог-ортопед, кандидат медицинских наук Владимир Заварухин рассказал об особенностях работы с детьми, о применении инновационных методик и важности общения между пациентом и специалистом.

Почему вы выбрали направление «Травматология-ортопедия» и решили работать именно с детьми?

У меня путь к профессии изначально был определен. После 9 класса я понял, что хочу идти в медицину. Практически сразу решил, что это будет хирургия, что хочу работать с детьми. Именно поэтому я поступил в Санкт-Петербургскую государственную педиатрическую медицинскую академию. После академии сначала получил общее базовое хирургическое образование (это два года подготовки в ординатуре по детской хирургии), потом понял, что хочу заниматься травматологией и еще год обучался в интернатуре по травматологии.

Но еще меня всегда интересовала микрохирургия. В студенческие годы у нас была экспериментальная лаборатория, где я очень много работал под микроскопом. Так я, в принципе, и определился. Понял, что хочу заниматься именно микрохирургией в детской травматологии. Это большей частью хирургия пороков развития кисти и микрохирургия любой области.

С кем, на ваш взгляд, сложнее работать, с детьми или со взрослыми?

В плане сложности не могу сказать, что с кем-то работать легче. Потому что и там, и там есть свои сложности. Но лично для меня с детьми работать приятнее. Это такая работа, которая всегда вызывает позитивные эмоции. Дети, в отличие от взрослых, ничего не скрывают. Наоборот, они что думают, то и говорят. Все-таки, когда ты помогаешь ребенку, эта работа больше подзаряжает, чем работа со взрослыми.

Как в клинику попадают маленькие пациенты?

В нашу клинику может обратиться абсолютно любой пациент, практически из любой точки земного шара. Единственное, если имеется российское гражданство, то помощь может быть оказана в рамках программы государственных гарантий, то есть будет бесплатной. Это может быть либо ОМС, либо квоты, ВМП, в зависимости от того, какая у обратившегося к нам патология.

Если же это иностранец, то таких пациентов мы можем лечить только платно. Но опять же бывают такие ситуации, это касается детей, когда в их стране находятся различные фонды. Тогда мы проводим оперативное лечение в нашей клинике за счет таких фондов.

Как сегодня развивается детская травматология (хирургия) в клинике? Делаются ли высокотехнологичные операции, применяются ли инновационные методики?

Нашему отделению пошел уже шестой год. Мы единственное детское отделение в клинике, и на данный момент мы делаем практически все операции, которые могут быть проведены в детской травматологии и ортопедии.

У нас есть несколько команд, с которыми мы делаем как тонкие микрохирургические операции на кисти (такие как пересадка пальца стопы на кисть), так и достаточно серьезные вмешательства. Например, при серьезных пороках развития позвоночника, грудной клетки, операции при деформации конечностей и операции у очень тяжелых детей с нейроортопедическими заболеваниями, такими как ДЦП или спина бифида.

За это время наше отделение, которое начиналось буквально с 300 операций в год, значительно выросло. Думаю, что в этом году количество операций увеличится до 2000. И это при том, что коечный фонд у нас изменился не так значительно.

Нет ли опасности, что современная медицина постепенно превратится в «технологии» без взаимодействия между людьми? Ведь общение — очень важный элемент, особенно когда речь идет о детях?

Не сказал бы, что это опасность. Это неизбежная составляющая прогресса, и в ней есть определенный позитив. Технологии, конечно, будут применяться. И чем больше медицина будет развиваться, тем больше в ней будет технологий. Но это благо, ведь технологии подразумевают под собой систему, а система подразумевает уменьшение количества осложнений и улучшение результатов.

Конечно, в медицине роль человеческого общения между пациентом и специалистом никуда не денется. Не думаю, что когда-то медицина дойдет до такого уровня, когда человек будет приходить, класть поврежденную руку в автомат, показывать полис ОМС и автомат будет делать ему операцию, после чего человек будет уходить здоровым. В любом случае принятие решений, даже сейчас — на современном уровне искусственного интеллекта, лежит на человеке. Искусственный интеллект — это всего лишь помощник. Помощник, который может убрать рутину и не допустить механическую ошибку. Это всегда будет только средством помощи в принятии решений.

Были ли у вас ситуации во время работы или пациенты, о которых вы вспоминаете с улыбкой?

С улыбкой я вспоминаю практически обо всех пациентах. Есть пациенты, и их большая часть, с которыми ты увиделся на консультации, после этого они поступили на лечение, ты сделал операцию, и они еще раз пришли на контрольный осмотр. Это в принципе нормальный цикл взаимодействия с пациентами, когда проблему можно исправить одной операцией. Таких пациентов большинство. Но есть и пациенты, у которых очень сложные патологии, и у них не одна, не две и не три операции. Таких пациентов ты уже начинаешь воспринимать как родных, которые к тебе приехали, как своих друзей.

Ну и бывают такие пациенты, о которых ты помнишь всю жизнь. Это пациенты, с которыми произошли серьезные осложнения. На самом деле это вызывает достаточно сильную эмоциональную связь, потому что и ты переживаешь, переживают и родители, все вместе мы пытаемся справиться с этой проблемой, и конечно, таких пациентов ты запоминаешь на всю жизнь.

Остается ли у вас время на увлечения?

Медицина сама по себе для меня не только профессия, но и увлечение. Она занимает очень много времени.

Думаю, если спросить у любого из моих коллег, они ответят, что медицина — это такая отрасль, которая является одновременно и хобби, и работой. Но тем не менее переключаться надо. Поэтому в свое свободное время я люблю путешествовать, занимаюсь спортом, зимой это горные лыжи и сноуборд.