Изучая Африку, мы можем многое понять и про самих себя

Новую волну интереса вызвала старая серия интернет-публикаций о якобы обнаруженном в Африке племени русскоговорящих людоедов. Источником информации называли заведующего кафедрой африканистики Санкт-Петербургского университета профессора Александра Желтова. Ученый-африканист опровергает нелепые слухи и рассказывает о реальных научных фактах и открытиях.

Такая близкая Африка

Александр Юрьевич, есть ли хоть какие-то реальные основания для публикаций о русскоязычных каннибалах?

Абсолютно никаких. Правдой является только то, что я действительно Александр Желтов и заведую кафедрой африканистики СПбГУ. В Африке нет ни русскоговорящих, ни людоедских племен — там не существует народов, для которых подобный обычай был бы институционализирован, то есть соответствовал бы местной традиционной культуре. Русский язык в Африке услышать, действительно, можно, но только среди образованных кругов местной интеллигенции — бывших студентов советских и российских вузов.

У Центра им. Гамалеи есть линейка продуктов для потенциального использования в Африке

Публикации о людоедах, много лет курсирующие по просторам Интернета, являются фальшивкой, причем с очень нехорошим оттенком. Африканцы совершенно незаслуженно связываются со столь отвратительным явлением, как каннибализм. В данном случае мы имеем дело вовсе не с шуткой, а с откровенной безграмотной ложью. Некоторые журналисты были искренне удивлены и разочарованы, что очередная «сенсация» оказалась пустой фальшивкой. В нашем обществе мало знают о настоящей Африке. На этом континенте много интересного — например, здесь говорят на двух тысячах языков (это треть всех языков мира!), и огромная их часть не описана. Именно этим мы и занимаемся во время лингвистических экспедиций в Нигерию, Кот-д’Ивуар, Мали, Гвинею, Танзанию. Действительно интересные и серьезные проблемы требуют много знаний и напряженной работы, а не дешевой сенсационности.

Африку надо изучать, чтобы не верить в обрусевший африканский каннибализм?

Чтобы не верить в это, надо просто обладать достаточным кругозором, который создается образованием и адекватной информационной средой. Африканистика является элементом создания такой среды. Обычно ответ на вопрос, зачем нам изучать Африку, находится на двух противоположных полюсах: научно-гносеологическом (если есть объект, наука должна его изучать) с романтическим вариантом (интересно, так как далеко и экзотично) и прагматическом (много ценных ресурсов). И подобная мотивация, конечно, имеет право на существование. Но между этими полюсами нельзя терять, как мне кажется, более глубокие мотивы к изучению Африки. В любом современном обществе должны быть люди, обладающие многомерным мышлением и глубокими знаниями о разных культурах. Они видят мир не только сквозь призму родной культуры и языка, но и через еще одну или несколько систем координат. Определенная критическая масса людей, умеющих принимать «непохожее» (культуру, язык, обычаи, социальную организацию), важна не только для понимания Африки, но и для нашей страны и для всего современного глобализированного мира. Изучая Африку, мы можем понять многое и про самих себя. Порой здесь что-то видится отчетливее, чем в модернизированных обществах. Использование знаний об Африке для понимания России и мира в целом — традиция ленинградской (петербургской) африканистики. Кстати, именно в Ленинграде и начиналось системное изучение Африки в нашей стране.

Современные люди должны интересоваться Африкой, потому что мир становится все более глобальным и единым, прежде всего в информационном пространстве.

Мне кажется, что понимание единства человечества по крайней мере значительной частью современных людей является одним из главных достижений истории. Трудно считать себя человеком XXI века и игнорировать высокую детскую смертность, проблемы нехватки воды и продовольствия, огромные лагеря беженцев с тяжелыми условиями. Это проблемы не одного континента, а всей планеты, причем их нельзя решить одними деньгами или продовольствием — необходимо глубокое изучение ситуации.

Мы — потомки «африканской Евы»

Правда ли, что все наши предки родом из Африки?

В Африке возникли так называемые протогоминиды, и развитие одного из этих видов привело к появлению Homo sapiens. Сегодня нам известны три вида Homo sapiens: вид Homo sapiens sapiens (кроманьонцы), к которому принадлежит все современное человечество, неандертальцы и так называемый денисовский человек. Мы все произошли от людей, живших в Африке (скорее всего, восточной). Это подтверждается не только археологией, но и этногенетикой. Исследователи митохондриальной ДНК — элемента, передающегося по женской линии, — установили, что современное человечество произошло именно от одного предка по женской линии. Конечно, эта «Ева» жила не одна, существовала целая группа людей — мужчин и женщин, но до нашего времени дошла только одна линия: по сути, мы все потомки этой «Евы». Кстати, недавно было установлено, что у европейцев есть и небольшая примесь неандертальского гена, а у африканцев — нет. Видимо, кроманьонцы и неандертальцы встретились уже только в Европе. В общем, доминирующей научной гипотезой является гипотеза об африканской родине. Иногда я шучу, что африканистикой можно назвать весь комплекс гуманитарных наук, изучающих человечество, так как все современные люди — объект гуманитарных наук — происходят из Африки.

Вы уже много лет изучаете и преподаете целый ряд африканских языков. Сложно ли их исследовать?

Все автохтонные (зародившиеся на территории Африки) языки делятся на четыре большие семьи: койсанская, нило-сахарская, афразийская и нигеро-конголезская. К последней относятся полторы тысячи языков, на которых говорят от Сенегала до Кении. Получается, что вся Африка — это треть языков мира, а нигер-конголезская семья — четверть. Основная проблема исследования этих языков — их недостаточная изученность. И сегодня лингвистов-африканистов намного меньше, чем африканских языков: «лингвистического хлеба» хватает всем. Например, совсем недавно ученые говорили только об одном языке догон, но оказалось, что это целая семья из полутора десятков языков. В принципе, и статус четырех макросемей Африки является предметом научной дискуссии.

Тяжелый труд экспедиций

Расскажите, пожалуйста, о ваших лингвистических экспедициях.

Прежде всего, помимо семи африканских языков мы преподаем и изучаем историю, этнографию, антропологию, фольклор, литературу, искусство Африки. Практически все преподаватели и лучшие студенты участвуют в экспедиционной деятельности. С 2001 года в Западной Африке работает экспедиция под руководством профессора СПбГУ Валентина Выдрина. Экспедиция исследует языки манде — в частности, в рамках последней поездки уже в этом году мой коллега Артем Давыдов изучал диалекты языка манинка в Гвинее.

В 2012–2014 годах я руководил экспедицией в Восточную Нигерию, где мы занимались языками адамауа — это одна из гипотетических семей нигер-конго, которая насчитывает около 80–100 языков. Следует отметить, что почти все поездки финансировались в рамках различных грантов СПбГУ. Хорошие грамматики созданы только по пяти языкам адамауа, а чтобы изучить остальные, надо еще очень много работать. По моей основной специализации я занимаюсь языками банту, прежде всего языком суахили, на котором говорят более 100 млн человек в Восточной Африке. Однако я занимался и языками манде и языками адамауа, которые хоть и принадлежат к одной макросемье нигер-конго, но отличаются друг от друга гораздо сильнее, чем, например, русский от английского. Многие явления при описании незнакомых языков вызывают проблемы. Например, в африканских языках есть тоны: от того, как ты произнесешь слово, будет зависеть и его значение. Так, в языке гбан выделяется шесть тонов, которые сложно различить даже с помощью специальной компьютерной программы.

Во время экспедиций у вас были случаи, когда все шло не так, как было задумано?

Удачная экспедиция требует очень серьезной подготовки, но предусмотреть все невозможно. Например, когда мы ехали в первую экспедицию в провинцию Адамауа (Восточная Нигерия) в 2012 году, там активизировалась террористическая организация «Боко харам», что в переводе с языка хауса означает «западное образование запрещено». Террористическая атака произошла ровно в том городе, куда мы направлялись. Мы ехали туда небольшой экспедиционной группой: я, моя коллега Анастасия Ляхович и студентка четвертого курса Татьяна Аникина. Вдобавок именно в это время в Нигерии произошла всеобщая забастовка из-за отмены правительственных субсидий на бензин: отменялись авиарейсы. В той поездке нам помогли коллеги из Американского университета в Нигерии и наш выпускник Андрей Маслов — директор компании Gazprom Nigeria. Когда приезжаешь в экспедицию, надо учитывать все сразу: где поменять деньги и купить таблетки от малярии, как рассчитать логистику и добраться до нужного места. Например, в Нигерии по определенным районам не рекомендуют ездить на большие расстояния наземным транспортом. А ведь задача членов экспедиции — не просто выжить, а найти информацию и плодотворно работать.

Однако я считаю неправильным отношение к Африке как к исключительно опасному региону. Неслучайно путешествия в Африку вдохновили Николая Гумилева на целый цикл стихотворений. Кстати, в некоторых наших научных сборниках, посвященных итогам экспедиций, тоже есть небольшой «творческий» раздел.

Африка на границе времен

Помимо лингвистических открытий, какие самые яркие впечатления у вас остались от Африки?

В деревне Мумбаке мне доводилось участвовать в обряде инициации (переход мальчиков во взрослую жизнь) у ньонгов. Это большая удача, так как обряд проводится не каждый год. На праздник собираются люди из разных деревень, и, проведя в гостях у ньонгов целый день, я собрал интересный этнографический фото- и видеоматериал. Интересно, что возраст инициации мальчиков у ньонгов уменьшился с 12–14 лет до восьми–девяти. Это связано с тем, что весь ритуал длится не один день и по времени не сочетается со школой. Кстати, один из информантов, с которым я работал по языку ньонг, первым в своей этнической группе получил высшее образование и стал судьей местного арбитражного суда.

Насколько сильно сейчас развита Африка?

В отношении элементов культуры, например языка, термин «развитость» не очень уместен. В социально-экономическом плане Африка в большой степени «стадиально гетерогенна» (термин Николая Гиренко) — это значит, что рядом можно увидеть элементы самых разных укладов. Эти уклады образуют своеобразные системы сочетания архаики и современности. Уровень экономического развития зависит и от региона. В Африке можно увидеть и современные отели, и традиционные ритуалы, и менеджеров в дорогих костюмах, и охотников-собирателей.

Когда я приезжал в Кот-д’Ивуар в 2001 году в свою первую экспедицию, у меня, например, еще не было личного мобильного телефона. Но на местном рынке в очень небольшом городке Уме сидел человек и за деньги давал мобильник, по которому можно было связаться с любой страной. Когда я в ту же поездку спросил у своего информанта, почему дети сегодня не в школе, он ответил, что бастуют учителя, требуя повышения зарплаты. При этом их зарплата оказалась примерно в два раза выше, чем моя тогдашняя зарплата доцента. А во время недавней экспедиции в Нигерию я был поражен дешевизной мобильной связи.

Многие африканские институты в принципе заслуживают внимания: например, у ньонгов в выборах вождя не участвуют те кланы, из которых он может быть избран. В Кении недавно был продемонстрирован вполне действенный пример разделения властей, когда суд отменил решение правительства о закрытии огромного лагеря для беженцев из Сомали. При этом в некоторых регионах приходится говорить о трагической судьбе детей-альбиносов из-за местных суеверий. В Африке прошлое плотно переплетается с настоящим и будущим, все три времени как бы сосуществуют. Без учета понимания Африки, ее особенностей и проблем наша картина мира будет недостаточно объемной, а понимание современного общества недостаточно многомерным.