«Ничего не бояться и идти работать»
Одновременно работать врачом-клиницистом, заниматься научными исследованиями и заведовать кафедрой в первом университете страны трудно, но Алексей Авенирович Яковлев с этим успешно справляется.
Профессор, заведующий кафедрой инфекционных болезней, эпидемиологии и дерматовенерологии СПбГУ, врач-инфекционист, клиницист, ученый, преподаватель, а также один из тех, кто сегодня борется с новой коронавирусной инфекцией. И это все про одного человека. Неудивительно, что для интервью Алексей Авенирович смог выкроить немного времени в перерыве между дежурством в больнице и лекцией. Однако во время недолгого разговора профессор Яковлев успел рассказать, почему стал врачом, как вместе с коллегами создал новейшей метод диагностики гепатита и получил за это мировое признание, а также как сохранил твердость духа во время пандемии.
Алексей Авенирович, вы родились в семье микробиологов. Родители подтолкнули вас к выбору медицины в качестве специальности?
Мои родители работали в Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова. Когда я был совсем маленьким, они брали меня в лабораторию и разрешали смотреть в микроскоп. Затем моя мать погибла в авиакатастрофе в 1962 году. Спустя время отец женился на женщине, профессия которой тоже была связана с медициной. Моя вторая мать — врач-педиатр и специалист лабораторной диагностики. Она также многие годы заведовала вирусологической лабораторией. В общем, все мое детство я постоянно слышал разговоры родителей на профессиональную тематику. Хорошо запомнил, как папа говорил, что надо быть клиницистом, а не теоретиком, микробиологом. Наверное, когда я учился в 9 классе, на семейном совете было принято решение, что я буду готовиться поступать на медицинский факультет. Я начал ходить на подготовительные занятия по физике и химии, чтобы успешно сдать экзамены. Мне это удалось, и я поступил в Первый медицинский университет им. И. П. Павлова. Таким образом, да, родители, конечно, повлияли на выбор моей специальности.
После поступления на медицинский факультет ожидания от учебы совпали с реальностью? Расскажите, пожалуйста, о своих впечатлениях.
Первые два года учеба мне не очень нравилась, потому что в это время мы проходили теоретические дисциплины: «мертвую» латынь и так далее. Оценки в этот период у меня были не очень хорошие. Но когда начались профессиональные лечебные дисциплины, я стал отличником, а также стал получать повышенную стипендию. Особенно мне нравились практики в больнице. На них нам разрешали делать многое: принимать роды, делать небольшие операции под присмотром старших коллег. И это уже после четвертого курса! Не знаю, доверят ли нынешним студентам-пятикурсникам такую работу.
Как быстро вы определились со специализацией? Повлиял ли кто-то или что-то на ваш выбор?
Мне нравились многие специальности, и я долго не мог до конца определиться. И тогда мой отец и мои преподаватели — профессор Аза Гасановна Рахманова и академик Евгения Петровна Шувалова — уговорили меня идти в инфекционисты. Параллельно я занялся научной деятельностью и вступил в студенческое научное общество (СНО). В СНО я провел свое первое исследование на тему вирусного микст-поражения глаз и опубликовал его результаты. Надо отметить, что эта работа до сих пор не утратила актуальность.
Работать в «инфекционке» — значит находиться рядом с опасными инфекциями. Как началась ваша работа в таком непростом отделении?
Работа врача-инфекциониста связана с риском, это правда. Причем когда я только начинал свою деятельность, этот риск был намного выше, чем сейчас.
Первое время я работал в детской инфекционной больнице. Там я познакомился с очень опытными врачами, а также переболел многими болезнями. После каждых двух недель работы я брал больничный из-за какой-нибудь инфекции. Папа приглашал своих приятелей-профессоров, и те гадали, что в этот раз я подцепил. Я то покрывался сыпью, то не мог ничего глотать из-за сильного отека слизистой полости рта. Это длилось достаточно долго. Я думаю, первые шесть-семь месяцев. Но зато после этого я приобрел истинный иммунитет ко многим инфекциям.
Несмотря на болезни, мне нравилась работа врача, работа с пациентами. По окончании ординатуры я сразу начал дежурить в Клинической инфекционной больнице имени С. П. Боткина. И очень быстро стал дежурным врачом в приемном покое. Раньше это считалось очень почетным, если врача допускали до работы в приемном отделении. Так я отдежурил в Боткинской больнице 13 лет.
Профессор Алексей Авенирович Яковлев окончил Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени И. П. Павлова.
Первым применил метод лазерной корреляционной спектроскопии для диагностики вирусного гепатита и совместно с сотрудниками Петербургского института ядерной физики создал программу для прогнозирования его течения.
В 1987 году на Всемирном конкурсе молодых ученых в Лондоне получил первое место в мире и был представлен к премии фармацевтической компании «Аbbott» за лучшую научную работу по созданию новых принципов диагностики и исследования патогенеза вирусных гепатитов.
С 1994 по 2020 год занимал пост главного врача Клинической инфекционной больницы имени С. П. Боткина. С 1997 года заведует кафедрой инфекционных болезней, эпидемиологии и дерматовенерологии СПбГУ. В 2007 году ему присвоено почетное звание «Заслуженный врач Российской Федерации».
«Врачи без границ» (Medecins Sans Frontieres (MSF)) — это международная независимая некоммерческая медицинская гуманитарная организация. Ее сотрудники оказывают базовую медицинскую помощь, проводят хирургические операции, восстанавливают больницы и клиники и руководят их работой, проводят массовые вакцинации, лечение истощения, предлагают психологическую помощь и организуют обучение местного медицинского персонала.
Помимо клинической практики и работы с пациентами, вы также продолжили заниматься исследовательской деятельностью. Как складывалась ваша научная карьера?
Да, я занимался и продолжаю заниматься преподаванием и научной работой. Кандидатскую диссертацию я защитил в 1983 году. После этого мне показалось, что жизнь уже удалась, можно просто работать преподавателем вуза, принимать пациентов и наслаждаться. Но вышло по-другому. Однажды папа обратил мое внимание на то, что в Петербургском институте ядерной физики им. Б. П. Константинова разработали новый метод анализа, сказал, что я мог бы попробовать адаптировать его для медицины. Так началось мое научное сотрудничество с физиками. В итоге у нас получилось создать новый способ диагностики гепатита В. С его помощью по лабораторным анализам можно предсказывать, разовьется хроническая форма инфекции или нет. Эти результаты легли в основу моей докторской диссертации.
Кроме этого, в 1987 году в Лондоне мне и коллегам-ученым, с которыми я трудился над исследованием, присудили премию в пять тысяч фунтов за лучшую научную работу в мире. Поехать в Лондон и получить премию, а обязательным условием для этого было личное присутствие, у нас не получилось. Поэтому для нас, российских исследователей, награда стала не столько материальным, сколько моральным поощрением. Однако я считаю, что человек, который хотя бы час был самым лучшим в мире, психологически ощущает себя совершенно иначе. Это очень важное чувство, которое до сих пор у меня сохранилось.
Вы начали изучать вирусные гепатиты еще в студенчестве. Чем они вас так заинтересовали?
Гепатит В был распространенным заболеванием, когда я только начинал заниматься наукой. Я многие годы отдал его изучению. Однако нельзя сказать, что я занимался только гепатитом. У меня есть и другие исследования, например на тему вируса иммунодефицита человека (ВИЧ), а также большое количество работ про вирус гриппа и другие инфекции.
Я всю жизнь был инфекционистом, а не человеком одной нозологии. По-моему, если врач всю жизнь занимается чем-то одним, например дисфункцией кишечника, он забывает о многих других болезнях и теряет квалификацию.
А чем, на ваш взгляд, исследовательская деятельность помогает врачу-клиницисту? Как она отражается на эффективности лечения пациентов?
Я считаю, исследовательская деятельность не только помогает в работе, но также и воспитывает врача. Я больше 25 лет участвовал в клинических испытаниях новых лекарственных препаратов. Это позволяло включать моих пациентов в число добровольцев для исследования и открывало им доступ к самым современным лекарствам на несколько лет раньше, чем они появлялись на фармацевтическом рынке. Одновременно с этим работа с препаратом-кандидатом проходит под жестким международным контролем, что тренирует врача быть высочайшим специалистом. Пока я руководил Боткинской больницей, сотрудники не использовали для лечения больных те лекарства, которые не прошли международные испытания. Поэтому результаты терапии в стационаре, как правило, были намного лучше по сравнению с другими лечебными учреждениями страны.
2020 год обернулся непростым испытанием для работников инфекционных отделений... Или ситуация затронула и других медицинских специалистов?
Я бы не сказал, что пандемия коснулась только инфекционистов. Сейчас мы видим, что врачи разных специальностей работают с новой коронавирусной инфекцией. Хотя многие из них первое время недоумевали, как это уролог, гинеколог или хирург должен принимать пациентов с непрофильным для него заболеванием. Но я считаю, что в первую очередь мы все врачи-лечебники, то есть тот объем информации, которым мы обладаем, позволяет работать в такой ситуации. Человек, который выбрал специальность врача, должен понимать, что знания, которые он приобретает в медицинском вузе, а это знания не только по узкой специальности, могут понадобиться людям в любое время.
А до «вмешательства» COVID-19 в медицинский уклад какие задачи стояли на первом месте у врачей-инфекционистов и эпидемиологов?
Во время моей работы в Боткинской больнице у нас всегда была приоритетная задача — вирус гриппа. Кроме него мы готовились к особо опасным инфекциям (чуме, сибирской язве), а также к так называемым завозным инфекциям, например малярии. Конечно, мы продолжали заниматься гепатитами, развивали диагностику возбудителей кишечных поражений. В 2010 году мы подключили первую геоинформационную систему (ГИС). Она позволяет в реальном времени отслеживать, в каком доме, в каком подъезде кто заболел и чем именно. Кроме того, существовало отдельное направление по лечению и профилактике инфекционных заболеваний у асоциальных личностей, лиц, занимающихся коммерческим сексом, а также у людей без определенного места жительства. В последнем случае мы копировали технику работы организации «Врачи без границ». Таким образом, мы решали глобальные социальные проблемы.
Почему, на ваш взгляд, мир оказался не готов к пандемии, хотя нам ее давно предсказывали?
До этого момента в приоритете у врачебного сообщества во всем мире находилось оказание высокотехнологичной медицинской помощи. Большое внимание уделялось, например, роботам-помощникам, пересадке органов, продлению жизни людей. Все это очень хорошо. Но в то же время десятилетиями никто не развивал инфекционные службы и алгоритмы оказания массовой помощи населению, что и вылилось в те последствия, которые мы сейчас наблюдаем. И это общемировая тенденция.
Я думаю, большое влияние также оказала ситуация с лихорадкой Эбола. Все подумали: ну, это где-то далеко, к нам приедет только один пациент, мы справимся. Например, в Германии так и вышло. Туда приехал только один зараженный, и его благополучно вылечили. Но тогда никто не задумался о том, что когда-нибудь возникнет массовая инфекция, на борьбу с которой потребуется намного больше ресурсов, чем те, которыми мы располагаем.
Изменится ли после пандемии выбор студентов-медиков, которые хотели стать инфекционистами? К чему бы вы призвали готовиться тех, кто не откажется от намеченного пути?
Я не думаю, что COVID-19 или другая инфекция станет отпугивающим фактором при выборе специальности. Сейчас можно наблюдать, как многие студенты-медики помогают бригадам скорой помощи или работают волонтерами в больницах. Мне кажется, в любую профессию иногда приходят случайные люди, которые со временем меняют сферу деятельности. Студенты-медики часто искренне, я бы сказал, фанатично увлечены своей профессией. Поэтому они с готовностью идут на работу, предполагающую контакт с опасными инфекциями. Одни воспринимают это как приключение, другие таким образом хотят самоутвердиться и доказать себе, что они способны выдержать условия повышенного риска.
Кроме того, в любой лечебной работе нужна самоотверженность. Врач может работать по 24 часа без перерыва на сон, что сложно без такого качества. Вот, к примеру, моя рабочая смена. Первый день с 9:00 до 12:00 группа студентов, далее осмотр больных. В 16:00 начинается дежурство, оно длится 17 часов, то есть до утра. В 9:00 следующего дня сдаешь дежурство и снова получаешь группу студентов. Затем опять обход пациентов. После обхода в 15:00 едешь в лабораторию в Гатчину, где делаешь анализы, материалы для которых успеваешь взять с утра. И только в 24:00 возвращаешься домой, имея результаты проведенных тестов. Это очень высокий темп работы. Но без него трудно добиться успеха.
А как, на ваш взгляд, пандемия отразится на образе жизни людей в целом? Чему она нас всех научит?
Я думаю, что в психологическом плане последствия могут быть очень тяжелыми. Люди перестанут доверять друг другу. Человек начнет бояться заразиться чем-либо от другого человека, что непременно скажется на его круге общения: он станет более узким.
Поэтому уклад жизни изменится. Мне кажется, эти изменения приведут к более ответственному отношению к жизни. Не к ношению масок или мытью рук, а к чему-то более широкому в философском плане.
Помимо COVID-19, на повестке дня остаются грипп, ВИЧ, туберкулез и другие инфекционные заболевания, уносящие множество жизней каждый год. Какие вызовы в этом плане остаются и останутся по-прежнему актуальны?
Актуальных инфекций гораздо больше, чем перечислено. К примеру, герпетическая инфекция тоже часто протекает довольно тяжело у людей. Поэтому возрастает потребность в поиске средств терапии инфекционных болезней, в разработке новых лекарственных препаратов направленного действия, в методах дезинфекции, в новых вакцинах.
Уже сейчас есть довольно хорошие результаты. Например, появился инъекционный препарат от ВИЧ-инфекции, действие которого заменяет двух-трехмесячный прием таблеток. Один укол обеспечивает человеку комфортную жизнь на несколько месяцев без ежедневного приема лекарств.
Кроме этого, меня порадовало, что в России зарегистрировали отечественный аналог препарата прямого противовирусного действия, фавипиравира. Мы связываем с ним большие надежды. Потому что если появится возможность давать его с первых часов болезни пациентам, мы сможем избежать тяжелых осложнений COVID-19.
Есть ли у вас какие-то личные правила, выработанные за годы работы с инфекционными больными, которые помогают сохранять физическое и психологическое здоровье?
У меня большой опыт научного руководителя и руководителя крупнейшего инфекционного стационара в России. За эти годы я понял, что главное — это уверенность в собственных знаниях и умение отстаивать свою позицию. Сейчас я работаю в большой частной клинике в Москве, в эпицентре новой коронавирусной инфекции в нашей стране. И думаю, что такой опыт поможет мне в преподавательской деятельности.
А еще очень важно донести до студентов, что в первую очередь они врачи-лечебники, а уже потом хирурги или окулисты. Поэтому, когда наступят экстремальные времена, им нужно будет вспомнить, чему их учили, собрать волю в кулак, ничего не бояться и идти работать.
Полную версию интервью читайте в журнале «Санкт-Петербургский университет»