Преподаватель СПбГУ Иван Дьяков: «Для эмальера печка является таким же инструментом, как для программиста — клавиатура»

Расскажите о своем творческом пути. Где вы учились? Как пришли к занятию горячей эмалью?

Я окончил в 1998 году отделение монументально-декоративной живописи в Санкт-Петербургской художественно-промышленной академии имени А. Л. Штиглица.

В 1995 году в одной из мастерских нашего отделения оборудовали эмальерную мастерскую, поставили печку, пригласили преподавателя — Николая Александровича Яшманова, работавшего на кафедре художественной обработки металла в нашей академии. Так начал работать эмальерный факультатив — по сути, кружок, который могли посещать все студенты академии.

Преподаватель СПбГУ Иван Дьяков награжден Золотой медалью Российской академии художеств

Мы, монументалисты, в это время должны были изучать технологию «цветные цементы». Но материал, который нам привезли, намок под дождем и, естественно, застыл. Мы не могли выполнять задание, и нас в обязательном порядке отправили на новый факультатив «Горячие эмали». Я, как и все обычные студенты, не торопился начинать работу...

В итоге я все равно вынужден был прийти и выполнить задание. Николай Александрович, погруженный в тему художник-эмальер, в начале курса рассказал ребятам об истории эмали, принес книжки — всячески пытался их увлечь, а я это все пропустил. И мне пришлось учиться самостоятельно: я просто стал смотреть, что ребята делают.

Так произошло мое первое знакомство с горячей эмалью. Мне очень понравился этот процесс и то состояние, в котором я нахожусь во время работы. И я стал на этот кружок ходить во внеурочное время. В очередной день я сижу, делаю эмали, а в соседней мастерской у нас по расписанию живопись, и я должен быть там. И, видимо, студентов на занятии не было, преподаватель (Светлана Петровна Пономаренко) стала нас искать. Заглянув в «эмальерку», она увидела меня и спокойно сказала: «А, работаете? Ну, работайте-работайте». За такое отношение я очень благодарен нашим преподавателям: они художники и понимают, что программа программой, дисциплина дисциплиной, но важно, чтобы студенту было интересно учиться.

Насколько дисциплина «Современная горячая эмаль» интересна нынешним студентам? Есть ли среди них те, кто после окончания обучения занимается эмалью профессионально?

Это сложный вопрос, потому что наша профессия изначально не предполагает ощутимой материальной отдачи. А людям нужно жить, зарабатывать, устраиваться. И нужно очень долго, много и трудно работать, чтобы когда-нибудь, может быть, пришли какие-то дивиденды.

Как подчинить стихию огня замыслу художника?

К нам перед поступлением приходят родители с детьми и спрашивают: «Вот к вам ребята поступят, а кем они будут потом?» Мы им на это гордо отвечаем: «Они могут быть кем угодно». В общем-то, это правдивый ответ, потому что если у тебя есть внутренняя потребность (я говорю не о таланте или способностях, а именно о невыносимой потребности) заниматься этим делом — рисованием в широком смысле — то так или иначе многим придется пожертвовать. Если этой внутренней потребности нет, то каким бы ты ни был способным, талантливым и умелым, ты все равно выберешь что-то другое. Потому что путь творчества и искусства — это трудный путь.

Программа обучения наших студентов выстроена так, что на первом курсе студенты бакалавриата знакомятся с основными направлениями: художественная керамика и художественный текстиль. Дальше они выбирают, каким из этих направлений будут заниматься. И на третьем курсе студенты знакомятся с эмальерной технологией. Дело в том, что эмаль — это дорогостоящая история (дорогая медь, дорогие краски). Очень трудно, даже практически невозможно второй раз использовать материал. Допустим, в керамике: если что-то не получилось, пока глины сырая, ее можно сломать. Даже обожженный предмет можно разломать, перетереть в шамотную глину. В эмали так нельзя. Поэтому здесь важно, чтобы ребята хоть что-то уже умели. С первого курса я преподаю живопись, это позволяет мне установить контакт со студентами, найти общий язык. Когда на третьем курсе приходят ко мне на «эмали», они понимают, о чем я говорю.

Освоение горячих эмалей начинается с выполнения копии. Потом студенты выходят на творческое задание, а впоследствии имеют возможность выполнить дипломную работу в этой технике. У нас есть (пусть и небольшой) фонд таких дипломных работ. В крупных художественных вузах, где преподают художники-эмальеры (и неважно, что преподают: рисунок, живопись, что-то еще), как правило, открываются эмальерные мастерские. Но нет отдельной специализированной школы, где обучали бы художников-эмальеров. Есть курсы и училища при заводах, но это, скорее, «эмальеры-технологи» и исполнители. У меня есть идея сделать выставку студенческих работ из мастерских разных вузов и посмотреть, чем мастерские друг от друга отличаются.

Какие дополнительные навыки горячая эмаль может дать художникам, специализирующимся на других направлениях искусства?

Художниками-эмальерами зачастую становятся люди, пришедшие из разных направлений искусства. Эмалью начинают заниматься и текстильщики, и монументалисты, и дизайнеры — люди с отличающимся изначальным опытом. Поскольку в эмали можно делать совершенно разные произведения, каждый из этих художников привносит в технику занятий эмалью свое видение, свой опыт, поэтому эмальерное движение довольно разнообразное. Кто-то делает почти станковые работы, кто-то декоративные, кто-то занимается дизайном, кто-то скульптурой или коллажем. При этом параллельно кто-то из них занимается и своей основной профессией: есть коллеги-эмальеры, у которых основная деятельность — художественный металл, профессия — кузнец.

То есть, как правило, художники такого профиля являются «универсалами» или работают в нескольких направлениях?

Есть художники (я, например) которые занимаются только эмалями. Но даже внутри работы в одной технике — горячей эмали — можно создавать разные вещи. Например, можно по настроению заняться графикой или живописью, можно придумать какой-то более сложный арт-объект. Современная эмаль благодаря новым краскам, печам и технологиям выходит на фасады, эмаль становится в один ряд с мозаикой, и ее можно использовать как монументальную технику. Тому есть примеры.

Мне в свое время посчастливилось поработать в воссоздании убранства Морского Никольского собора в Кронштадте, где присутствуют двухметровые иконы на западных дверях — это действительно монументальная история. Поэтому каждый художник, занимаясь эмалями, может развиваться в совершенно разных направлениях. Насколько хватит энтузиазма, фантазии и стечения обстоятельств.

Расскажите подробнее о том, как проходила работа над этим проектом: в чем были трудности, а чем заниматься было интереснее всего?

Из сложного и интересного одновременно было то, что это делалось впервые. Технология работы с эмалями известна со времен Древнего Египта, но все-таки тогда это были небольшие по размеру произведения. Здесь же (в соборе) перед нами поставили задачу сделать несколько сотен образов святых. Это иконы размещены в хоросах (люстрах) по всему собору. Размер от пяти до сорока сантиметров. Это для эмали нормальный размер, но количество эмалевых образов — уже задача не из простых.

Сделать сто разных эмалей несложно. А вот сделать сто одинаковых эмалей — это все-таки трудная задача из-за многократного обжига в печке при высокой температуре: образы разные, но по цвету, по пластике, художественному образу они должны были идентичны. Эмаль каждый раз ведет себя немного по-разному, поэтому здесь нужно было выработать технологию нанесения рисунка. Потом пришлось отработать палитру, выстроить алгоритм действий (последовательность нанесения эмалей и обжиг). Также мы занимались западными дверями, в которых должны были быть ростовые образы (двухметровые иконы) Николая Чудотворца и Иоанна Кронштадтского. Их нужно было нарисовать, затем придумать, как разрезать медь и как ее потом стыковать...

Это была профессиональная задача для меня как для художника, знающего и понимающего технологию работы в эмалях, который может что-то придумать, предложить, поэкспериментировать. Я пригласил к работе своих студентов. Правда, у печки мне пришлось стоять самому, потому что для эмальера печка является таким же инструментом, как для программиста — клавиатура. Ты не можешь «на обжиг» поставить человека, который не занимается эмалями, такая особенность, специфика нашей работы.

Вы получили медаль Российской академии художеств за персональную выставку «Двенадцать шагов к Плотнику», а также вклад в развитие декоративно-прикладного искусства в нашей стране. Что эта награда значит для художников?

Я думаю, это зависит от субъективного восприятия. Для кого-то это очень важно, а для кого-то — совсем не важно. Для меня это сродни театральной премии «Золотая маска».

Здесь, как мне кажется, принципиален другой момент. У многих художников сейчас недостаточно заказов и общественной востребованности, но все-таки у них существует та внутренняя потребность заниматься творчеством, о которой я уже говорил. И художник этим занимается, вкладывая — я даже не буду говорить про душу и частичку себя — время, деньги, здоровье, энергию и так далее. Людям со стороны кажется, что художник получает какие-то гонорары с билетов, проданных на выставки, или нам платят музеи. Ничего этого нет. Художник сам, за свои деньги делает выставку, везет работы, вешает их, накрывает фуршет. Потом ничего с этой выставки не приобретается. И через две недели художник везет свои работы обратно в мастерскую и ставит их на место. И вот картины уже просто некуда девать, а тебе хочется этим заниматься. И в какой-то момент начинаешь волей-неволей задаваться вопросом: зачем ты это делаешь?

И поэтому на здании Санкт-Петербургского союза художников не зря написано — «Императорское общество поощрения художеств». Эта золотая медаль — поощрение художников, чтобы они поверили, что нужно продолжать работать, их видят и ценят. Мне кажется, это очень важное поощрение.

Расскажите подробнее о выставке «Двенадцать шагов к Плотнику»: какие работы на ней были представлены, когда они создавались, какая идея их объединяет?

Началась пандемия, и в первые ее месяцы по Петербургу передвигаться было довольно жутко. У меня даже осталась фотография: я ехал в мастерскую 9 мая 2020 года, и город был пустой. Было очень солнечно, синее небо, замечательная погода — и ни одного человека. Впечатление, мягко говоря, сюрреалистичное.

Но художников закрыть трудно: ты все равно в мастерской сидишь один. Что до карантина, что после карантина жизнь художника не сильно изменилась. Моя так точно. А вот психологически, наверное, что-то произошло. Дело в том, что я долго убеждал всех, что мы, художники декоративного искусства, должны делать вещи, которые нужны людям. И сам так работал, старался... И вот в какой-то момент, когда началась пандемия, я вдруг принял решение, что я не хочу больше тратить свою единственную жизнь на всякую ерунду! И стал тратить свою единственную жизнь еще более бессмысленно. Я стал делать вещи, которые заведомо никто не приобретет.

И вылилось это все в серию портретов, которая началась с разговора с одним из моих студентов. У нас было задание — портрет. Ребята пишут работы, и он меня спросил: «А зачем мы вообще рисуем портрет?» Я что-то ему объяснял про поиск образов, характер... И вот еду я в мастерскую и думаю: «А сам-то я могу сделать то, о чем ему говорю?» Вот я и придумал, что я хочу сделать такого персонажа, рабочего, образ Василия Макаровича Шукшина, или его героя, или собирательный образ героев картин художника Таира Салахова, в общем, некоего труженика героической профессии.

Я начал делать такой портрет, и он у меня не получился. Получился какой-то другой — но не так, как я задумывал. Стал делать следующий — опять что-то получилось, но не то, что я представлял. И постепенно решил, что сделаю 12 таких портретов. Почему 12 — не спрашивайте, сам не знаю. И в какой-то момент я придумал, что хочу сделать не какого-то абстрактного рабочего, а это будет плотник. А потом стал думать, как эту серию назвать. Рассуждал, что у меня этот плотник так и не получился, но при этом вся деятельность художников — это стремление к совершенству. И важно не само совершенство, а путь к нему.

Из этих размышлений и родилось название «Двенадцать шагов к Плотнику». А дальше из этого названия уже следует некая философия. И здесь уже не я должен на эту тему размышлять, это повод подумать для зрителя. И если кого-то моя серия, выставка побудила к собственным умозаключениям — это замечательно.

Планируются ли в ближайшее время другие выставки?

Я постоянно участвую в каких-то выставках — это неотъемлемая часть моей профессиональной деятельности. Персональные выставки планируются, но пока нет никаких подробностей. Я готов, у меня есть работы, которые я бы хотел показать, но есть непростой момент. Очень важно, где и под какой эгидой эта выставка пройдет, кто в этом вообще будет заинтересован, кроме меня. На сегодняшний день это становится важным. Сейчас уже хочется, чтобы выставка прозвучала так, как должна прозвучать.