Есть ли место праву в виртуальной реальности: доцент СПбГУ Владислав Архипов успешно защитил докторскую диссертацию
Еще одна докторская диссертация успешно защищена онлайн в Санкт-Петербургском университете. Работа была посвящена теме пределов права в условиях медиального поворота — цифровой трансформации общества. Научным консультантом выступил профессор СПбГУ Игорь Козлихин.
Мы поговорили с автором исследования, доцентом СПбГУ Владиславом Архиповым о границах виртуального и реального, ловле покемонов, самоизоляции и впечатлениях от защиты «в прямом эфире».
В диссертации вы пишете, что развитие интернет-технологий, социальные сети, мессенджеры поставили перед нами новые правовые вопросы.
Строго говоря, в работе речь идет именно об одной универсальной проблеме, и она, полагаю, существует столько же, сколько существует медиапространство в любом виде, однако актуализируется и осмысливается она только сейчас, и, конечно, это связано с цифровой трансформацией общества. Я бы выделил два главных фактора — с технической точки зрения, это появление технологий виртуальной и дополненной реальности, а с социальной точки зрения, это переизбыток информации, информационный шум и все то прочее, что соотносят со словом «постправда». В этих условиях некоторые серьезные вещи по привычке воспринимаются несерьезно, и наоборот.
Можете привести несколько примеров?
Остановлюсь на тех, что относятся к отправной точке исследования, — играх. Мне кажется, что очень хороший пример — уже немного подзабытая игра, основанная на технологии дополненной реальности, Pokémon Go. С одной стороны, это вроде бы несерьезная игра, с другой стороны, покемоны размещаются как бы в реальном мире и действия, связанные с игрой, могут ненароком привести к реальным последствиям. Получается, что в такого рода играх есть элемент «серьезности» в специальном смысле исследования и это не просто игры. С другой стороны, есть практика, в которой в результате ошибки к исключительно игровым или несерьезным вещам применяются совершенно реальные нормы, что противоречит здравому смыслу и нуждается в объяснении.
В работе вы упоминаете и отдельные проблемы, которые кажутся курьезными, но в действительности это серьезный вызов. Почему?
Да, я начинаю рассуждение в целом с позиций обыденного здравого смысла, который часто относится к игре как чему-то несерьезному в обыденном восприятии. Вероятно, именно поэтому такие случаи, как, например, блокировка сайта, посвященного компьютерной игре, по тому же основанию, по которому ограничения налагаются в отношении ресурсов, которые распространяют действительно неправомерную информацию, выглядят как некое досадное (иногда, может быть, даже занятное — хотя в таких случаях владельцу сайта не до смеха) недоразумение или техническая ошибка. Однако, на мой взгляд, такие случаи представляют собой все же отражение общей универсальной проблемы, которая может быть по-иному выражена как проблема поиска неких смысловых границ права, того разумного предела, после которого применение права будет попросту абсурдным.
Граница между реальным и виртуальным больше не такая крепкая? Право проникло и в новую реальность тоже?
Да, можно сказать и так. Помните, в начале распространения интернет-технологий (я бы сказал, что в России это период не раньше начала 2000-х), когда для большинства граждан они представляли собой нечто вроде малознакомой субкультуры, бытовало мнение о том, что применять реальные правовые нормы к отношениям в интернет-среде (даже не только в играх) очень странно? Сейчас об этом подходе вспоминают мало, поскольку взаимодействие, предметом которого являются реальные социальные ценности, очевидно переместилось в цифровую среду. В то же время, не всегда ясно, где речь идет о чем-то «настоящем», а где — симулякр. Действительно, в некотором смысле право неизбежно проникло в новую реальность, хотя это не единственная возможная метафора. Само по себе это уже давно не новость, а вот чего не хватает (или не хватало) — так это некой универсальной концепции, которая позволила бы отличить в цифровом медиапространстве настоящее от ненастоящего.
В диссертации предложено решение глобальной задачи в ответ на глобальные вызовы, с которыми сталкивается современное общество, не только в России, но и во всем мире. В качестве вывода Владислав предлагает теоретическую модель, объясняющую, где реальность, а где то, что право может считать несерьезным и игнорировать.
Декан юридического факультета СПбГУ Сергей Белов
В своей работе вы пришли к выводу, что не все в интернет-реальности должно регулироваться правом. Какие есть исключения и почему?
Да, мне кажется, что сама идея такого рода исключений подчас настолько очевидна, что о ней даже не принято говорить. Если продолжать исходные примеры из игрового контекста, то самый наглядный пример, на мой взгляд, — это так называемая виртуальная собственность (подчеркну, что это неюридическое понятие, хотя этимологически оно основано на видимой аналогии с реальной собственностью). В случае если вы играете в однопользовательскую игру, то все то игровое золото, которое вы получаете в игре, разумеется, является исключительно плодом вашего воображения, которому «помогает» программное обеспечение. Однако если вы играете в многопользовательскую игру, то ситуация иная — появляются другие субъекты, коммуникация, и, особенно в тех случаях, когда виртуальные предметы включаются в оборот за реальные деньги, становится ясно, что применение реального права по крайней мере нельзя исключать. Судебная практика, однако, показывает, что это все же не совсем ясный момент. И при этом, на самом деле, суть проблемы вовсе не в том, что речь идет об играх. Не так важно, является ли какая-либо практика игрой (в техническом смысле слова) или нет. Важно другое — является ли предмет отношений в коммуникации между субъектами «токеном» какой-либо общезначимой в рамках определенного общества ценности. Деньги как раз представляются наиболее простым и понятным примером такого «токена» (они представляют собой абстрактный и обмениваемый символ ценности, как минимум материальных ресурсов). Собственно, в работе и предлагается идея, согласно которой то, что не должно регулироваться правом (и прежде всего, конечно, в медиареальности), — это то, что не имеет такой ценности (необязательно денежной, речь идет в том числе и о социальном капитале), и одновременно то, чему не «сообщена» посредством реального права подобная ценность искусственно. Причем есть случаи, когда что-то в интернет-реальности не должно регулироваться правом в принципе, а есть случаи, когда это «что-то» должно регулироваться не теми правовыми нормами, о которых из-за какого-либо внешнего сходства предметов мы думаем изначально (например, мне все же кажется неправильной идея применять положения гражданского права о собственности в отношении виртуальной собственности, хотя именно о таком подходе можно подумать в начале анализа данной проблемы).
Какие явления уже перешли из реальной жизни в виртуальную и как нам с ними уживаться?
Вопрос невозможен без дополнительных пояснений относительно того, что мы понимаем под словом «виртуальный». Если речь идет о сугубо технологическом понятии, то можно сказать, что речь идет об очень многих явлениях (можно даже сказать, что реальную жизнь они и не покидали, просто виртуальная среда стала еще одним «посредником» для реальных отношений). Например, оскорбление в социальной сети — это не просто обстоятельство из числа неприятных реалий интернет-коммуникации, а то же самое оскорбление, что было известно праву и ранее. Возвращаясь к примерам из игровой индустрии, если в игре идет активная торговля чем-то за реальные деньги или, например, формируется игровое сообщество, лидер которого обладает влиянием на игроков (а не аватары игроков в виртуальном мире), то данные отношения уже не относятся к несерьезным. Некоторые авторы (скажем, Эдвард Кастронова), изучающие игры, например, даже выступали против такого превращения игр в нечто серьезное, поскольку это посягает на эстетическую ценность игр как чего-то несерьезного, в чем и заключается их «высокое предназначение».
Как вы отнеслись к онлайн-формату защиты? Какие у вас впечатления от «прямого эфира»?
Мне понравилась идея защиты онлайн, поскольку и такой способ тоже, наряду с очным, позволяет обеспечить должный уровень открытости и публичности. Например, после защиты я узнал, что процесс смотрели некоторые коллеги из зарубежных стран. В «прямом эфире» в собственном и переносном смысле я был не первый раз, однако, пожалуй, это был первый раз, который требовал такого интеллектуального напряжения и концентрации, — в этом смысле все было так же, как если бы я присутствовал в зале физически. Как раз соответствует идее, выраженной в диссертации, — все было настоящее, а онлайн-формат — это медиа для реальной научной коммуникации.
Сложно ли защищаться в СПбГУ по собственным правилам?
Думаю, что оценка сложности защиты в целом зависит от того, с чем сравнивать, но полагаю, что можно сказать, что да, сложно, как минимум потому, что члены диссертационного совета, формируемого по правилам СПбГУ, все выступают как оппоненты, детально изучающие текст представленной работы и формирующие критические замечания. Кроме того, члены совета — специалисты по области знаний, соответствующей именно тематике диссертации, что также отличает собственные советы СПбГУ и повышает уровень защит.
«Эта работа, без сомнения, имеет значительный потенциал полезного применения не только в России, но и во всех других странах. Ведь перед каждой правовой системой стоят вопросы, лежащие в основе диссертации: как интерпретировать имеющие юридическую силу правовые тексты в ситуациях, когда буквальное применение кажется неразумным, как регулировать отношения по поводу материала, являющегося частью вымышленного повествования или фантазийных онлайн-игр. Диссертация представляет собой удивительно скрупулезное и тщательное исследование этих тем, основанное на убедительном и широком междисциплинарном подходе, и во всей работе прослеживается внимание к проблемам реального мира», — член диссертационного совета, профессор Университета Миннесоты (США) Брайан Бикс.
Как пандемия повлияла на вашу работу, научную деятельность и жизнь в целом?
На работу и научную деятельности как таковые пандемия повлияла не особенно, если не считать переход на онлайн-формат занятий и встреч. Поскольку в режиме самоизоляции освободилось время, которое я раньше тратил на дорогу, фактически работать я стал больше. Но самое главное, что меня стала больше видеть моя семья, пусть и в основном работающим в специально отведенном для меня уголке. Раньше в будние дни меня видели в основном утром перед уходом на работу, поскольку я часто возвращался с работы настолько поздно, что все уже спали. Это очень позитивно сказалось на семейной атмосфере.
Как вам кажется, насколько проще человечеству переживать эпидемию сейчас, чем, например, в середине прошлого столетия? Вы много пишете про развитие интернет-технологий, можно ли вообще трезво оценить их необходимость в 2020 году?
Подчеркну, что я не говорю о том, что сейчас человечеству переживать эпидемию в принципе легко, но позволю себе предположить, что в середине прошлого столетия ее было бы переживать не в пример сложнее. Разница, среди прочего, как раз и заключается в интернет-технологиях: с их помощью можно сохранить рабочий процесс, конечно, не во всех, но в очень многих индустриях — и, что важно для всех нас, в образовательной деятельности. Как реализовать это эффективно — вопрос другой, я сейчас говорю только об общем принципе и условиях.
Какие у вас планы теперь? Знаю, что вы увлекаетесь компьютерными играми, будут ли в этом году рекорды и в этой сфере тоже? Или сосредоточитесь на науке?
Что касается дальнейших планов, то, пожалуй, они были предопределены заранее, поскольку сейчас я занимаюсь работой над запланированным еще в начале года новым онлайн-курсом для платформы Coursera. То, что компьютерные игры — мое хобби, это, мягко говоря, не секрет, однако я совершенно не ожидаю в этой сфере каких-либо рекордов, потому что рекорды здесь, как и везде, требуют большого времени и самоотдачи, а этого я позволить себе не могу. Разве что не могу исключить, что какой-нибудь рекорд будет поставлен мимоходом или случайно.