Деловой Петербург: В этом году не помню ни одной бумаги по поводу блата

Сначала прокуратура посылала вам запросы в поисках несогласных, потом Минобороны просило предоставить данные, потом МВД. Это новое явление?

Уверен, что вы знаете ответ на этот вопрос.

Нет.

Вы поверите, что со вчерашнего дня в университеты стали присылать письма, причем только в один? Конечно, они приходили и раньше, и в СПбГУ, и в другие вузы РФ. Конечно, проблема не в том, что эти запросы касаются студентов или преподавателей, — проблема в том, что эти запросы, как правило, незаконны. Мы решили публиковать эту информацию на своем сайте. Почему? Есть определенный опыт.

Еще в 1998 году, когда я стал деканом юрфака, мы поступали точно так же: выставляли на его сайте письма, к примеру, просьбы перевести кого-нибудь в порядке исключения, принять в порядке исключения, перевести с платного на бюджет в порядке исключения, допустим, потому, что он помощник какого-нибудь депутата и т. д. Так как в то время Интернет использовался не очень интенсивно, мы параллельно посылали письма руководителям тех органов, чьи сотрудники нам писали: «...из письма такого-то следует, что мне как декану предлагается совершить действия, явно выходящие за пределы моих служебных полномочий, то есть незаконные...» Через год письма присылать перестали.

А сейчас снова началось?

Они приходят с того момента, как я стал ректором, и раньше, конечно, тоже были. Еще в 2010 году на сайте СПбГУ я стал выставлять письма такого примерно содержания: депутат Думы в период финансово-экономического кризиса, пошатнувшего социально-экономическую обстановку и вызвавшего социальную напряженность, в стремлении максимально поддержать детей из малообеспеченных семей, успешно окончивших среднее образовательное учреждение, счел возможным ходатайствовать об оказании содействия и поддержки при поступлении... Просили не только депутаты — послы, губернаторы какие-то.

Особенно мне нравится, когда пишут не «возглавляемого вами», а «вверенного вам вуза». Это все оказывалось на сайте, теперь Интернет все читают. В этом году не помню ни одной бумаги по поводу блата. Зато каждую неделю поступают разные другие обращения. Кому они интересны и любопытны наши ответы на них, могут зайти на наш сайт в раздел «Обращения к ректору».

Так действуете только вы? А другие вузы молчат?

Не знаю. Надо спрашивать других. Давайте приведу маленький примерчик, я его очень люблю. В то время я был председателем Уставного суда Петербурга. К нам обратилась женщина, возмущенная тем, что власти города уменьшили МРОТ. Как вы понимаете, если МРОТ уменьшается, то уменьшается зарплата всех госслужащих. Это не одна тысяча людей, но никто в суд обратиться не решился. А она решилась. Мы быстренько заявление приняли, потому что понимали: уже завтра на нее начнут оказывать давление, и она захочет забрать свое заявление. Так, кстати, и получилось. Но в соответствии с процедурой, которая действует в суде, если заявление подано и суд его принял, забрать заявление уже нельзя. Дальше мы рассмотрели дело и вынесли решение, что понижение МРОТа в ситуации, когда бюджет города растет и нет никаких политических и экономических катаклизмов, противоречит нормам международного права.

Что после этого происходит? Прошло уже лет девять, но никто в суд не обратился, чтобы ему пересчитали зарплату. Надеюсь, когда-нибудь общество изменится. Может, другие ректоры вам скажут, что проблемы нет и никто им письма не пишет, только Кропачеву пишут. Вы поверите?

Я в этом буду сомневаться. Слышал, СПбГУ будет предпринимать новые шаги в борьбе с коррупцией при поступлении...

Эта работа идет давно. Как ректор, а в прошлом декан факультета, а до этого заместитель декана я делал все, чтобы взяток в той части университета, за которую я отвечал, не было. Во-первых, на юридическом факультете было сделано все, чтобы преподаватель понимал, что, с одной стороны, его труд будет хорошо оплачиваться, а с другой — внимание к нему и его семье будет обеспечено. На факультете было жесткое правило: если дети преподавателя поступают в СПбГУ, они делают это на общих основаниях. Все увидели: если дети преподавателей получают на экзаменах двойки и учатся на платном отделении, то, наверное, есть смысл участвовать в конкурсе. Мой сын, когда закончил бакалавриат, спросил у меня (за это я ему очень благодарен): не подведет ли он меня, если будет пытаться поступать на бюджет (бюджетное отделение магистратуры). Я ему ответил: ты учишься на платном, и неплохо, пытайся — может, поступишь. Он не поступил, учится на платном. Это нормально. В итоге складывается атмосфера, люди начинают понимать: по крайней мере в части университета есть нормальная конкурсная ситуация. Дальше было принято решение, что во главу комиссий на вступительных экзаменах ставятся внешние для университета люди. Люди, которые, безусловно, не будут заниматься коррупцией или мздоимством. Между прочим, а почему бы нам в следующем году не пригласить вашего главного редактора. Вы не против?

Больших возражений, по идее, быть не должно.

Прекрасно! В итоге на юрфаке комиссии состоят на 30 –50 % из внешних представителей, которые не имеют отношения к университету. Невозможно оказать давление. Дальше в университете было введено поголовное шифрование, причем даже устных экзаменов. В этом году мы будем вести аудио- и видеозаписи экзаменов. В правовой системе тоже вопрос гласности был принципиален. Когда документы попадают из районного или городского суда в вышестоящий, там видят только стенограмму: «Ходатайство заявлено — ходатайство отклонено». А как это все происходило, может, судья перебил адвоката на втором слове? Когда появляется аудио- и видеозапись заседания, то кассационная инстанция может спокойно по¬смотреть, что было на самом-то деле. Так и с апелляциями на результаты экзаменов.

Есть еще неофициальное репетиторство, когда преподаватель получает деньги за содействие в поступлении...

То, что сейчас делается в университете, опять-таки, было обкатано на юрфаке. Когда в 1993 году деканом стал мой предшественник и учитель Владимир Прохоров, он публично сказал на ученом совете: коллеги, ну разве прилично этим заниматься? Давайте договоримся: тот, кто занимается репетиторством, должен понимать, что придут выборы и мы этого человека не будем переизбирать. А чтобы люди не остались без денег, были открыты платные подготовительные курсы. Да, люди зарабатывают на этих курсах меньше, чем репетиторством, но это честный заработок. Работать не на курсах, а заниматься репетиторством (подчеркиваю — в коллективе юрфака) считается аморальным.

Пока, по статистике, борьба с коррупцией в РФ привела лишь к удвоению размера взятки...

Можно ли победить коррупцию? Как юрист в области уголовного права, могу сказать: невозможно. Но снизить уровень коррупции, безусловно, можно.

Однажды наш премьер, проводя разбор полетов в очередной отрасли, спросил: «Где посадки?» В России часто судят именно по этому фактору.

В книге одного известного криминолога приводились интересные статистические исследования того, есть ли связь между количеством смертных казней и числом умышленных убийств. Исследования проводились на примере США. Цифры эти однозначно показывали, что за 100 лет, в течение которых смертная казнь то вводилась, то отменялась, количество убийств на долю населения пример¬но одно и то же. Зависимости нет. Безусловно, бороться с преступностью нужно не только и не столько уголовно-правовыми мерами.

Помните, в СССР было понятие «хищение социалистической собственности». За ним стояли такие понятия, как «мясокомбинат», «овощебаза». Кто работал на мясокомбинате, нес мясо, кто на овощебазе — виноград и арбузы. И когда ловили одного из сотен работников, наказывали только его. Можно ли такими мерами изменить ситуацию? Нужно создавать в коллективе другую атмосферу, а не вылавливать и наказывать.

До вашего прихода на пост ректора деканы сами сдавали площади факультета в аренду, зачастую неофициально. Потом все это не без скандалов было централизовано. Что это дало?

Реформа заключается не в том, что что-то централизовано. Какая разница, централизовано или децентрализовано. Важно, чтобы университетский ресурс использовался законным образом и, что не менее важно, эффективно. Хороший пример — ситуация с общежитиями. В СПбГУ, как и во всех вузах города, с введением ЕГЭ увеличилось количество иногородних абитуриентов. Мест в общежитиях категорически не хватает. Мы провели ревизию и выяснили, что в общежитиях студгородка в Петергофе более 1,5 тыс. людей прожива¬ет незаконно, работают всякие магазины, рынки и т. п. Ущерб, который наносился университету от незаконно проживающих, — 24 –26 млн рублей в год. Теперь почти все они выселены. В городе нам тоже нужно было поселить минимум 1,5 тыс. человек. На это нужно было более 0,5 млрд рублей плюс несколько лет, чтобы реализовать проект. А селить надо сразу же. Провели ревизию. Выяснили, что в городе есть гостиница на 500 мест, в которой жили теперь уже не важно кто. Кроме того, обнаружилась еще гостиница на 200 мест и еще одна — тоже на 200. В общей сложности мы сумели найти 900 мест. То есть сэкономили примерно 600 млн рублей. Конечно, кто-то потерял от этого, он недоволен, и очень сильно.

Общежитиями ведь все не ограничилось?

Примеров много. Университету не хватало помещений для учебных занятий. Строительство планировалось начать еще три года назад в Петергофе — корпуса для геологов, потому что для геологов нет помещений на Васильевском острове. Чтобы выстроить их в Петергофе, нам нужно было бы еще с миллиардик рублей. И плюс мы угробили бы факультет, потому что после переезда за город конкурс бы упал, а многие преподаватели просто ушли бы. Но когда мы поскребли по сусекам, то нашли для геологов в Петербурге еще пару зданий. Правда, некоторые руководители пострадали, так как были закрыты два ресторана.

Но я слышал, что помещения, которые освободили рестораны, второй год пустуют. То есть раньше деньги уходили в чей-то карман, а сейчас университет от этого тоже ничего не получает.

Знаете, в праве есть такой тезис: свидетель должен говорить в суде не просто правду, а ВСЮ правду. Если не сказана вся правда, то нет правды. Раньше университет не просто не получал ничего — он нес убытки, потому что это отапливалось, освещалось за наш счет. Теперь второе — «сейчас это не приносит дохода». Это тоже неправда. Например, ресторан «Айвенго» действительно выселен, и один из двух этажей уже используется под учебный процесс. Именно за счет двух ресторанов мы нашли здание геофаку: в эти помещения бывших ресторанов переселили филологов, а в освободившиеся здания на Камской ул. переедут геологи. Освободилось почти 3 тыс. кв. м. Строительство такого здания стоило бы еще 300 млн рублей. Итак, закрытие двух ресторанов, которые приносили доход неизвестно кому, а убыток — известно, университету, дало нам возможность сэкономить 300 млн рублей.