Регнум: Граждане не понимают юристов и чиновников. Это может плохо кончиться
Пятнадцать лет назад, 14 сентября 2000 года, в Санкт-Петербурге заработала высшая судебная инстанция в городе — Уставный суд. Корреспондент побеседовал с первым председателем суда, а ныне ректором Санкт-Петербургского университета Николаем Кропачевым.
Уставные (конституционные) суды — это элемент судебной системы региона, их создание предусмотрено в 54 регионах. Тем не менее Уставные суды созданы только в 18. А в Челябинской области в 2014 году такой суд был вообще упразднен. На Ваш взгляд, почему другие регионы не стремились и не стремятся к созданию подобного суда?
Во-первых, нужно вспомнить общество конца 1990-х начала 2000-х годов, когда создавались первые уставные суды. Предложение «забирайте суверенитета столько, сколько хотите» было услышано всеми ветвями власти, но успешно реализовано только исполнительной властью регионов. Поэтому, как правило, никакого реального баланса региональных ветвей власти на местах не существовало. В этой ситуации вполне естественным было желание исполнительной власти на местах решать вопросы «по понятиям» и не допускать появления независимой местной судебной власти, которая объективно могла бы способствовать изменению баланса исполнительной и законодательной власти. Во-вторых, еще один важный момент: гарантии, что Уставный суд будет действительно независим (от исполнительной, законодательной власти или от федеральной власти) в то время в регионах не было. Никто не верил, что этот арбитр будет действовать по закону и честно, а не защищать интересы представителей той или иной ветви власти.
А петербургский Уставный суд того времени, когда Вы его возглавляли, в этом можно упрекнуть?
Мы всегда принимали решения, исходя из действующего закона. Некоторые больше нравились исполнительной, другие — законодательной власти. За что нас и критиковали с обеих сторон. Ведь у Уставного суда не было и нет права распоряжаться деньгами, землей, принимать законы или контролировать их исполнение. Уставный суд рассматривает споры между двумя ветвями власти, и любое решение так или иначе влияет на интересы сторон. Обычно Уставный суд в регионе формировался исполнительной властью, а у нас в Санкт-Петербурге на тот момент времени (2000 год — прим. «Регнум») было сильное Законодательное собрание, которое стремилось сформировать лояльный себе высший судебный орган региона. Так получилось, что в ходе выборов первого состава суда от губернатора Петербурга был выбран всего 1 человек, который на первом заседании, как только его не избрали председателем суда, сложил полномочия. Но это в Петербурге, а в других регионах губернаторы были полновластными хозяевами. Во время празднования 300-летия Санкт-Петербурга глава одного из крупных субъектов РФ заявил мне: «Я устав региона не читал и читать не собираюсь». Не буду называть этот субъект Федерации, скажу лишь, что этот руководитель как раз планировал создать Уставный суд в своем регионе. Но после того, как мы вынесли решение о запрете избираться на губернаторский пост третий раз подряд (а у этого губернатора была точно такая же ситуация, как у В. А. Яковлева — на то время губернатора Петербурга, судьба которого решалась), все документы по созданию Уставного суда в этом субъекте Федерации были отложены в долгий ящик. И до сих пор там такого суда нет.
Уставный суд Петербурга очень громко заявил о себе в самом начале (третий срок губернатора, депутатские поправки и т. д.), часто становясь последним арбитром в политических спорах. В последнее время о резонансных делах, которые бы разбирал Уставный суд, ничего не слышно. Политическая борьба ушла?
За последнее время серьезно изменилось законодательство, касающееся системы правосудия — прежняя компетенция Уставного суда теперь дополняется компетенцией общих судов и Конституционного суда. Я бы не стал говорить, что споров стало меньше, просто больше нет необходимости обращаться именно в Уставный суд. Раньше боялись ангажированности, а сейчас просто нет необходимости в Уставных судах. Кстати, за последние несколько лет я вообще не припомню ни одного дела, которое бы рассматривал Уставный суд Петербурга.
Уставный суд в начале 2000-х годов обвиняли в том, что это самый политизированный суд...
Все наши решения, безусловно, имели политические и политико-экономические последствия. А вот политизированность — это когда человек руководствуется не законом, а собственными политическими пристрастиями. У нас был один из членов Уставного суда, который не скрывал, что он был политиком и будет им оставаться даже после избрания в состав суда. Он рассказал об этой позиции на одном из первых заседаний суда и напомнил нам ситуацию с Линкольном, который во время какого-то голосования в Сенате США выскочил в окно, чтобы сорвать кворум. Вот это как раз и есть политиканство. Если твоя позиция в суде в меньшинстве — доказывай, убеждай, дискутируй, делай все, чтобы на твою сторону пришло большинство, а не срывай заседания. А у нас такие попытки, к сожалению, были. Зачастую и стороны (исполнительная и законодательная власть), и СМИ вовсе не интересовались правовой стороной дела и трактовали наши решения только с политической точки зрения: «суд поддержал Законодательное собрание» или «победила исполнительная власть». Что значит «победила» или «проиграла», если нарушен закон? Если исходить из такой логики, то водитель, которого правильно оштрафовали за нарушение правил ПДД, получается, проиграл инспектору ГИБДД? А если нарушил, но не оштрафовали, значит, водитель выиграл, а инспектор проиграл? Вы же понимаете: сама трактовка неправильная. Проигрывают или выигрывают не ветви власти, а закон.
А угрозы были?
Да, угрожали. Были дела, когда мы шли в зал заседаний, а в проходе стояли депутаты Законодательного собрания, которые не стеснялись нам говорить: вы больше детей своих не увидите...
Представители законодательной власти вам, как судьям, не стеснялись публично угрожать?
Да. Это так. Было время, когда в школе, где учился мой сын, разбрасывали листовки с клеветой на меня.
Деньги предлагали?
Я знаю всего лишь об одном случае, о котором мне рассказали только через пять лет после того, как он произошел. К одной из сотрудниц суда подошел ближайший родственник одного из должностных лиц Санкт-Петербурга, который прямо был заинтересован в определенном и явно незаконном исходе дела, и сказал: отец знает, что ваш (имеется в виду председатель суда — прим. РЕ) денег не берёт, но попробовать мы должны. И предложили 7 миллионов долларов за «правильное решение». К чести этой сотрудницы, она даже не согласилась со мной переговорить на эту тему.
Сейчас, не видя активной деятельности Уставного суда, в это трудно поверить...
Повторю: в начале 2000-х время было другое, мы рассматривали очень резонансные дела. Например, об уплотнительной застройке, о минимальной оплате труда, о пенсионном обеспечении, о порядке назначения вице-губернаторов. Например, до нашего решения вице-губернатор мог не утверждаться в должности заксом или бесконечно долго работать с приставкой «и. о.». На заседании суда мы постановили, что это незаконно, и вице-губернатор должен был проходить обязательное согласование с парламентом. Или, к примеру, другое наше решение о бюджете Петербурга. Тогда в ходе процесса (а заседания суда всегда собирали множество публики и журналистов) выяснилось, что в городе нет нормального порядка расходования бюджетных средств, и исполнительная власть может как угодно распределять деньги, несмотря на бюджет, утвержденный городским парламентом. Формально Заксобрание принимало решение об утверждении бюджета, но выяснилось, что исполнительная власть его абсолютно не соблюдала. Решение Уставного суда эту вольницу прекратило. Думаю, не надо объяснять, о каком порядке сумм идет речь. Или решение о порядке выделения земельных участков. Ну, и решение о запрете губернатору Санкт-Петербурга избираться третий раз подряд, о котором я уже упоминал.
И даже при таких резонансных делах о вашем существовании, как и о существовании Устава города, знали далеко не все горожане...
Этот вопрос очень актуален и сейчас. Он напрямую связан с правовой грамотностью и доверием к юристам. Я давно говорю, что мало написать хороший закон и вынести честное, справедливое судебное решение. Надо, чтобы они были понятны! А сейчас смотрите, что происходит: граждане не понимают речь юриста, медика, политика... Открытость правосудия и правовых актов произошла, но понимание смысла написанного не пришло. Мы в СПбГУ уже несколько лет проводим мониторинг практики применения нормативных правовых актов региональных органов власти. Эксперты проанализировали уже более 45 тысяч документов, проверив, способен ли в них разобраться обычный человек. Оказалось, что, например, если в нормативном акте больше определенного количества запятых, то его в принципе невозможно понять. Но самое интересное другое: если количество запятых превышает этот предел, то и сами авторы нормативного акта объяснить его не могут. Я убежден, что если мы не предпримем определенные усилия по сближению уровня понимания, граждане окончательно перестанут доверять чиновникам. Например, с этим же вопросом связаны и проблемы проекта «Открытое правосудие».
Я правильно понимаю, что этот проект по компьютеризации судов Санкт-Петербурга и созданию единой судебной информационной базы, которую Вы активно лоббировали, будучи деканом юридического факультета СПБГУ?
Да, с 2002 года, когда завершился этот процесс, все сведения о работе судебной системы стали доступны каждому гражданину. Каждому! Достаточно зайти на сайт и прочитать. Однако, информация стала открытой — да, но осталось непонятной. Это по-прежнему информация для юристов, а простым гражданам она непонятна. Поэтому я считаю, что следующий шаг, который нужно сделать, — это научить специалистов писать понятно для «простых» людей, рядовых граждан. Ведь при деловом общении возникает несколько коммуникативных ситуаций, в которых использование профессионального языка приобретает особую значимость. Это, например, общение врача, нотариуса, или любого другого специалиста с посетителем, а также дистанционное распространение информации. Это может быть прогноз погоды, переданный по радио, или текст закона, опубликованный в газете. В ситуации массового информирования любое недопонимание может привести к серьезным социальным последствиям.
«Регнум» опросил ряд депутатов Законодательного собрания, как они сейчас оценивают деятельность Уставного суда в Санкт-Петербурге.
Депутат Александр Кобринский считает, что за годы произошло сужение сферы деятельности судов конституционной юстиции и уменьшилась степень их независимости. По словам депутата, на рубеже 1990-х — нулевых суды были независимыми органами власти, которые могли принимать решения против президента, Госдумы, не соглашаться с губернаторами. Однако со временем суды потеряли функцию третьей власти. Сейчас суд в короткий срок принимает решения, которые диктует администрация президента. То же касается и Петербурга: прослеживается тенденция суда соглашаться с исполнительной властью и выносить «нужные» решения. «Взять, к примеру, ситуацию, когда мы (группа депутатов) обратились в Уставной суд с просьбой определить, соответствуют ли Уставу Санкт-Петербурга закон о депутатских запросах». Несмотря на то, что депутаты были уверены, что данное положение противоречит Уставу города, суд с этим не согласился. Такая ситуация не красит Уставной суд, считает депутат.
Вопрос об учреждении Уставного суда Санкт-Петербурга был решен при принятии Устава Санкт-Петербурга 14 января 1998 года. Уставный суд Санкт-Петербурга начал свою работу в 2000 году. Первым председателем Уставного суда Санкт-Петербурга стал Н. М. Кропачев. Нынешний состав Уставного суда состоит из пяти человек, председатель суда Н. Ф. Гуцан.
По мнению парламентария Ирины Комоловой (фракция КПРФ), роль суда вообще не изменилась за 15 лет работы. «Никто не понимает, в чем задача и роль Уставного суда, чем они занимаются. Спросите у любого прохожего — он не знает, как и зачем к нему (в суд) обращаться», — заявила Ирина Комолова. Она считает, что структура выполняет слишком узкие задачи и поэтому не загружена полностью. «Рассмотрение десятка дел в год слишком дорого обходится. Я не считаю, что суд в том виде, в котором он существует, нужен. Надо было бы загрузить суд дополнительной работой, раз уж он существует», — заявила Ирина Комолова.