Сириус.Журнал: Профессор года Вадим Кукушкин: к победителям олимпиад отношусь настороженно

Вадим Кукушкин — автор примерно 500 научных публикаций, девяти монографий, многих российских и европейских патентов. Почетный профессор Санкт‑Петербургского государственного университета, действительный член Европейской академии наук (European Academy of Sciences), иностранный член Национальной академии наук Португалии, почетный доктор Университета Лиссабона (Universidade de Lisboa), заслуженный приглашенный профессор Национального научно‑технологического университета Тайваня (National Taiwan University of Science and Technology). Лауреат российских и зарубежных премий и реципиент многих грантов. В прошлом году Российское профессорское собрание выбрало его «Профессором года».

Вадим Юрьевич, вы сотрудничали и продолжаете совместную работу с учеными из разных стран. Как‑то на вас сказалась смена политической обстановки? Изменилось ли отношения с коллегами?

Здесь все зависит от страны. У меня самое активное сотрудничество было с Финляндией. Даже оказалось, что я — чемпион по количеству совместных российско‑финских научных публикаций. Но после известных событий финнам просто законодательно запретили сотрудничать с учеными из нашей страны. Они даже не могут написать мне письмо с корпоративной почты, это преследуется по правилам университета. Говорят, тоже самое происходит в Германии, но с немцами у меня никогда не было значимого сотрудничества. А с финнами сейчас невозможно работать чисто технически.

Если ученый из Финляндии опубликует со мной статью, его попросту уволят из университета. В тоже время, я до сих пор активно работаю и публикуюсь с учеными из Испании и Италии. Их позиция и позиция их университетов другая: наука вне политики. Хотя, конечно, взаимодействовать стало сложнее, потому что сейчас элементарно могут не дать визу для поездки на конференцию в страну Европейского союза.

Как вы относитесь к высокой мобильности ученых, их частым переездам из страны в страну?

«Ученые головы» востребованы всегда и в большинстве стран мира, все стараются их переманить. Поэтому переезд ученых — это норма и во все времена было нормой, ничего в этом особенного нет. Напомню, когда в 1724 году по указу Петра I была создана Российская академия наук и Санкт‑Петербургский государственный университет, приглашали людей из‑за границы, потому что у нас в то время не было ни науки, ни специалистов. Тогда президентом Академии назначили Лаврентия Блюментроста, который, между прочим, родился в Москве. Это был образованный человек, и ему, и будущим «приглашенным академикам» предложили огромные деньги — пожалуй, это была основная причина, ради которой зарубежные ученые ехали в болота, на месте которых строился Санкт‑Петербург. Ехать в такие условия и в город со столь ужасным климатом можно только ради должностей и денег. По крайней мере я не вижу других веских причин.

В то время к нам приехал, например, Леонард Эйлер, который стал одним из самых известных в мире математиков, а еще Даниил Бернулли — будущий всемирно известный физик. Что в этом плохого? Да, они приехали за деньгами, но они сделали очень много как для науки, так и в целом для России. Мы этим гордимся и считаем их российскими учеными. В конце концов, какая разница кто ты по национальности? Важнее, на мой взгляд, то, как ты себя идентифицируешь: биологический русский Владимир Маяковский родился в Кутаисской губернии, учился в гимназии Кутаиси и считал себя грузином.

Если говорить про научные достижения, то на воспитанников «Сириуса», выдающихся школьников, в этом смысле возлагают большие надежды. А как вы оцениваете уровень преподавания химии в современной российской школе? Какой уровень у тех детей, которые приезжают на федеральную территорию, в образовательный центр?

На мой взгляд, уровень образования по химии очень неровный, во многом он персонифицирован и зависит от учителя. Если в школе есть выдающийся педагог, то все хорошо (даже в школе, где по остальным предметам не такие сильные преподаватели). Такой учитель способен заинтересовать и направить. На таких учителей нужно молиться, их не так много. Эти педагоги как раз то, чем мы, преподаватели вузов, живы.

В Санкт‑Петербургский государственный университет поступают очень сильные ребята. Убежден, что наши абитуриенты — лучшие из лучших химиков, по крайней мере по Северо‑Западному федеральному округу. Я абсолютно счастливый человек, что работаю в СПбГУ и имею возможность сотрудничать с такими умными и целеустремленными студентами. Бывают настолько сильные, что уже с первого курса работают у нас на кафедре, даже школьники иногда приходят. Откровенно говоря, мне это не очень нравится, потому что химия — достаточно опасная профессия. Но иногда не могу устоять — ребята настолько мотивированные, что порой мы идем им навстречу и после прохождения всех формальных процедур техники безопасности разрешаем работать в лаборатории под руководством одного из наших сотрудников.

На моей лекции в «Сириусе» тоже была очень живая аудитория, приятно было выступать, слушать и отвечать на вопросы. Я рад, что такой образовательный центр, как «Сириус» существует. Жалко только, что это уникальное учреждение. Я бы делал таких центров больше, наверное, не в таком масштабе, но что‑то подобное. Идея создания и функционирования «Сириуса», как мне кажется, просто гениальная!

Будет здорово, если ребята что‑то почерпнут из моего выступления и чем‑то заинтересуются. Кто знает, может один из них станет моим студентом. У меня на кафедре много примеров, когда кто‑то из нынешних сотрудников побывал на моей лекции, и это определило его будущее — мы стали работать вместе.

Отмечу, что читать лекции или делать доклады для взрослых специалистов из твоей области несопоставимо проще, чем школьникам. Ведь ребята должны понять очень сложные научные концепции, которые нужно объяснить простым языком. Усложнять просто, а упрощать сложно — это всегда требует времени и напряженной работы.

В продолжение темы образования. Сейчас в «Сириусе» готовят к запуску ИТ‑специалитет. Это первый подобный проект в России, по сути объединяющий среднее и высшее образование. Выпускники 9‑го класса могут поступить на специальную программу и в 20 лет закончить обучение дипломированным специалистом с высшим образованием. Как вы относитесь к такому формату? Можно ли то же самое сделать в других направлениях, к примеру, для химиков?

В химии, не уверен. Эта область науки требует методичной, постепенной работы. Эта наука сначала должна быть воспринята, потом ей нужно улежаться в голове. Требуется большой объем практики, и очень многие на этом ломаются.

К слову, я не большой поклонник победителей олимпиад, отношусь к ним не то что плохо, но настороженно. Очень часто людям, у которых прекрасно работает голова и которые побеждают на олимпиадах в школьном возрасте, кажется, что у них вся жизнь и дальше так будет идти, что они победители, великие, замечательные. А потом они приходят на кафедру, где нужно бесконечно стоять у тяги, делать эксперименты, которые часто не воспроизводятся, повторять их по сто раз. Это рутина. Это скорее не наука, а приобретение навыков экспериментальной работы, что требует больших временных затрат. Для того чтобы стать химиком, мало только головы. Требуется и характер, который нужно проявлять.

По кандидатской диссертации я — химик‑органик. Убежден: чтобы стать высококлассным органиком, нужно 3‑4 года проработать в лаборатории, перенять опыт научных руководителей, приобрести все навыки и развить интуицию. Каким бы гениальным не был человек, если у него нет простейших экспериментальных навыков, например, как быстро и аккуратно вырезать фильтр, чтобы тот плотно лег на воронку Бюхнера нестандартного диаметра, специалистом ему не стать.

Если ли мифы в химии, которые вы бы хотели развенчать?

Неожиданный вопрос! Ну, может быть, такой пример. В органической химии одна из самых известных реакций — так называемая альдольная конденсация. Ее практически весь мир (включая Россию!) называет реакцией Вюрца по имени французского химика Шарля Адольфа Вюрца. В какой‑то мере это миф, поскольку одновременно с ним эту реакцию открыл профессор Санкт‑Петербургского университета Александр Порфирьевич Бородин. Так что «развенчание мифа» в том, что эту реакцию следовало бы назвать реакцией Бородина‑Вюрца. Узнав о публикации французского коллеги, Бородин практически прекратил исследовательскую работу в области химии. По‑видимому, очень тяжело переживал потерю приоритета. Так что в результате этой истории мы потеряли Бородина как химика. Впрочем, он в нашей памяти остался замечательным композитором, написавшим после ухода из науки оперу «Князь Игорь». Талантов Александру Порфирьевичу было не занимать!

Вы член Театрального и Филармонического обществ Санкт‑Петербурга. Пойдете на Большой летний музыкальный фестиваль в «Сириусе», который стартует 13 июля?

К сожалению, улечу раньше: очень много дел в СПбГУ. Хотя обидно, что пропускаю такое значимое событие. Ведь в этот день концерт дает Валерий Гергиев — гениальный маэстро и, к слову сказать, декан факультета искусств СПбГУ. Горд быть его коллегой по университету! Я часто хожу на его концерты в Мариинский театр, но никогда не был на выступлении на открытой сцене.

Вообще, я обожаю театральное искусство, особенно оперу. А что касается членства... откровенно говоря, мне кажется, что в эти общества я попал довольно случайно в начале 2000‑х. Я был тогда молодым профессором ведущего университета Санкт‑Петербурга, интересовался искусством и часто бывал на концертах и спектаклях. Что называется «был на виду». А члены Театрального и Филармонического обществ были в основном люди солидного возраста, и скорее всего они хотели понизить эту планку, пригласив меня. В то время членов обществ часто приглашали в разные театры, когда у них оставались свободные места. Приглашали, потому что понимали, что мы — благодарные зрители, которые интересуются театром и музыкой, сопереживаем артистам и режиссерам. Сейчас все перешло на коммерческие рельсы, и, если это хорошая постановка, билеты легко расходятся онлайн. Так что театрам никого специально приглашать больше не нужно. Сейчас для меня звание члена общества — это скорее приятное воспоминание.